Петербургские крокодилы

Раньше двух дней ответа на телеграмму, посланную Игумновым, получить было невозможно, а как искать человека в Петербурге, не только не зная его фамилии, но даже и облика? Легче было бы найти булавку в возу с соломой.

Оставался еще один путь — ехать к вдове младшего Карзанова и стараться разузнать от неё, что она знает по делу о наследстве… Была слабая надежда, что она, как враг Клюверса, горячо примет противную сторону, и поможет в решении загадки.

Около двух часов следующего дня Голубцов стучался в дверь её апартамента, и после переговоров с камеристкой, посылки карточки, словом, той же процедуры, как и Перепелкин, он был допущен лицезреть интересную вдову.

Она приняла гостя, лежа на качалке, и окинув испытующим взглядом его интеллигентную фигуру, осталась, как видно, довольна осмотром, и попросила садиться…

— Позвольте узнать, месье Голубцов, так кажется? — адвокат наклонил голову, — что именно доставляет мне честь вашего посещения?

Адвокат в коротких словах передал ей все дело, и просил сведений об роде её покойного мужа. При имени Клюверса, произнесенного Голубцовым, она нервно вздрогнула и приподнялась на подушках.

— Бога ради, не повторяйте при мне этого имени, — резко перебила она, — вы мне испортите целый день.

— А я, имени?.. И явился к вам предложить вам действовать сообща против этого господина.

— Сообща против этого злодея? — С радостью, с восторгом, — готова! Располагайте мной, моим состоянием, делайте, что хотите, только уничтожьте, сотрите, истребите эту гадину!

— Есть один путь, одна надежда, — это лишить его наследства…

— Лишить наследства — но как?

— Найдя и поддержав другого, более близкого наследника.

— Увы, это не ново, еще вчера приезжал ко мне военный, как, бишь, его фамилия, черный, на костылях, и говорил что-то про вдову Ивана, брата моего мужа… Но я уверена, что все это вздор, хотя обещалась помочь ему распутать это дело и собрать к сегодняшнему вечеру все бумаги и письма мужа, — его брата… Он хотел за ними заехать. Он тоже хочет отомстить за что-то Клюверсу и просил моей помощи.

— Вы говорите, что вчера был у вас высокий офицер на костылях и предлагал вам действовать против Клюверса, — его фамилия Перепелкин.

— Да, да, вот и карточка его.

Вдова хотела было показать карточку, присланную через горничную Перепелкиным, но, вспомнив про надпись, сделанную на ней капитаном, невольно отдернула руку.

— Перепелкин… а знаете ли вы, сударыня, что этот Перепелкин самый близкий слуга Клюверса, что он был у вас, чтобы выведать все, забрать, если возможно, документы и передать их во власть вашего врага…

— А вы почем знаете?..

Вдова странно, с оттенком недоверия посмотрела на Голубцова.

— Знаю по опыту, знаю, что господин Перепелкин не останавливается даже перед подлогами и что не дальше, как четыре дня тому назад, он, пользуясь моим отсутствием и слабостью моего слуги, в моем кабинете, в моем платье выдал себя за меня той самой госпожи Карзановой, и её отцу, которых я отыскиваю. И пользуясь чужим именем, каждую минуту может отобрать у доверчивых сибиряков все документы и передать их Клюверсу, что теперь каждый час, каждый миг дороги, надо предупредить, спасти их…

Начались охи, ахи, восклицания… Но Голубцов имел уже свой план, он говорил с таким жаром, что вдова сама увлеклась, глядя на его красивое энергичное лицо и протягивая руку с некоторой аффектацией, вероятно, остатком театральных привычек, произнесла:

— Вот вам моя рука… рассчитывайте на меня как на самого себя. — Я ваша союзница… ах да, кстати, я собрала все письма для передачи Перепелкину, это писал брат Иван мужу, их всего немного… три, четыре… Просмотрите, они может быть, могут быть вам полезными.

Вдова медленно встала, и походкой королевы пошла в соседнюю комнату. Через минуту она вынесла оттуда изящный ящичек, и в нем несколько писем — почерк их был угловат, неразборчив, и изобличал в писавшем отвычку от пера. Это были только поклоны, пожелания и поздравления с праздниками. Братья жили довольно мирно, и несмотря на громадность расстояния, изредка менялись письмами. Но одно письмо привлекло особое внимание Голубцова, уже тем, что оно оказалось запечатанным. Адвокат заметил об этом хозяйке.

— Очень может быть. Я получила его в день, или тотчас после смерти моего Вани, мне было не до того, я так любила, обожала моего мужа, — кружевной платок стер навернувшуюся слезинку… — Потом отъезд сюда… я уверена, — что в нем нет ничего интересного.

— Не позволите? — адвокат взялся за угол конверта, чтобы разорвать его…

— Конечно, конечно… Но я уверена… Она не успела кончить фразы, как Голубцов успевший уже бросить взгляд на рукопись, прервал ее восклицанием…

— Боже мой — вот разгадка, вот и разгадка!

— Что такое? Говорите, не томите меня!..