Петербургские крокодилы

Вдруг молодой человек отскочил от неё словно ужаленный, он заметил у неё на груди небольшой серебряный медальон с гербом, сделанным чернью… и схватился за него руками… шнурок оборвался.

— Это что у вас… — изменившимся голосом резко вскрикнул он.

— Разве не видите, медальон…

— Откуда, откуда он у вас?

— Вам какое дело… оставьте, пустите… отдайте медальон…

— Нет, я хочу знать, откуда он у вас, откуда…

— Матушки, медальон… матушки… отдайте…

— Так постойте… постойте… лицо молодого человека стало ужасно… Вы не Васильева, вы не Александра Петровна? Как мне говорила Франциска… Она мне лгала… говорите, говорите, кто вы… кто вы?

— Послушайте… Я не знаю, кто вы, но я не обязана давать вам отчета в своих действиях… я вам отвечать не буду… Это насилие…

— Называйте, как хотите, но я хочу знать, что в этом медальоне… и я открою его.

— Умоляю вас, не открывайте!..

— Там портрет?..

— Ну, да, да, портрет… портрет…

— Мужчины?..

— Отдайте, отдайте… мужчины… отдайте, — но молодой человек уже не слушал, он бросился к лампе и быстро открыл медальон. — Дикий, нечеловеческий крик раздался из его груди… он узнал своего отца.

— Сестра!.. Боже правый?!

При этом страшном, роковом слове, брошенном прямо в лицо, Ольга в первую минуту потерялась, она только ощутила сильную боль в руке, которую словно в клещах сжимал офицер.

— Ну, теперь вы мне скажете, кто вы?.. — твердо, резко, заговорил он… В этом медальоне портрет моего отца… Понимаете ли вы, кто я, — я князь Перекатипольев.

— Брат! Александр!.. — могла только прошептать молодая девушка, и как срезанный цветок упала на ковер.

— Эй, вы, кто-нибудь, сюда! Сюда! — кричал князь, бросаясь к сонетке и открывая дверь — сюда, все сюда, — он был словно помешанный, глаза его бросали искры.

В ту же минуту в дверях комнаты показалась Франциска Карловна, с ужасом озирая картину.

Князь бросился к ней, схватил ее за руку, и с силой бросил на ковер к ногам сестры…

— Злодейка! Изверг! — заревел он, тоном, потерявшим от бешенства всякое подобие человеческого голоса… — На колени перед этой несчастной девушкой!.. Ты, исчадие ада, довела ее до этого положения! Змея! Сатана! О, я расправлюсь с тобой.

— Ко мне! Ко мне! Спасите! — визжала госпожа Шпигель, и в ту же минуту два рослых лакея, словно из земли выросли и бросились на нападавшего, но князь окончательно вышел из себя, видя, что ему приходится защищаться от двоих. Рука невольно опустилась к эфесу палаша, и он, выхватив его кинулся на нападавших.

— Прочь, убью!.. — гремел он.

Лакеи в испуге отступили. Франциска Карловна, пользуясь диверсией, быстро вскочила и хотела потихоньку выбраться из комнаты, но князь в исступлении бросился вслед за ней, догнал, и тяжелый палаш дважды опустился на её голову…

Обливаясь кровью, с глухим стоном рухнула госпожа Шпигель на ковер, и тотчас потеряла сознание. Прислуга в ужасе разбежалась и кинулась звать дворников — мгновенное страшное возбуждение у князя сразу уступило место холодному сознанию совершенного. Быстро подняв сестру, которая только что очнулась, князь, пользуясь тем, что никого не было в комнате, быстро надел на нее пальто, сунул ей весь свой бумажник в карман, и, не говоря ни слова, довел до входной двери, и вытолкнул на лестницу.

— Беги, беги прочь… беги скорее!.. Чтобы тебя здесь не застали.

— Брат… прости… а ты? Ты как же?

— Я! Я остаюсь, — твердо ответил он и захлопнул дверь.

Было как раз время. По черной лестнице слышался шум голосов, бежали дворники, городовые, свидетели.

Через полчаса приехал плац-адъютант, и князь Перекатипольев был арестован.

Дама бывшая с ним исчезла.

Глава III «Грим»

Вернемся несколько назад. Задумавший сразу, в несколько минут, но одному только намеку своего наперсника Дятла, хитрый план сорвать львиную долю в карзановском наследстве, Перепелкин, как человек немного увлекающийся по природе, и слишком энергичный, сделал два важных промаха. Во-первых, он должен был взять в дольщики Дятла, и определенно назначить его долю, — и не сделал этого, рассчитывая, что и на этот раз, как бывало всегда прежде, его пособник не осмелится выйти из послушания, и будет доволен тем, что ему бросит он, его руководитель и бесконтрольный повелитель. Вторым же промахом было являться к Клюверсу в своей обыденной, так сказать, будничной форме… то есть под видом отставного штабс-капитан, а Перепелкина, калеки, не способного двигаться иначе, как при помощи костылей.

Как, вероятно, читатели помнят, принимая Карзанову с отцом в кабинете Голубцова, он свободно мог обходиться без этих чудовищных костылей, которые, затрудняя его движение, делали его лицом слишком приметным среди толпы. Положим, что были случаи, когда подобный маскарад превосходно скрывал личность носившего, но на этот раз в отношениях с Клюверсом, он мог иметь гибельные последствия.