Петербургские крокодилы

— Ну, ну, добро, до извозчика доведу, пойдемте, — говорил тот, переглянувшись с помощником.

Через минуту они спускались по черной лестнице. Помощник Капустняка, принесший весть о появлении полиции, быстро юркнул по парадной лестнице, и был уже на улице, когда Капустняк, несший ребенка, и Василиса показались на дворе.

У самых ворот стоял извозчик, слегка задремавший от долгого ожидания.

— Идут!! — шепотом, многозначительно, ударив его по плечу, произнес, пробегая мимо, помощник Капустняка и побежал далее.

— Смотри, Василиса, деньги при тебе, теперь ночью опасно, — говорил шепотом Капустняк, провожая легковерную женщину, не догадавшуюся сразу, что история с явкой полиции обман, чтобы выманить ее из квартиры капитанши.

— Знаю, знаю, и не говори… ума не приложу, куда теперь на ночь приткнуться…

— К Ершихе? — проговорил Капустняк.

— Никак нельзя, там облавы каждую ночь.

— Ну, тогда одно… ступай к Ворожее…

— В Гавань, даль какая!.. Да и место какое опасливое…

— Далеко-то, далеко, зато полиции нет, Николаевским-то близехонько; за четвертак извозчик доставит, а через час и я подъеду, тебя укараулю — хочешь желанная? Всю ночь прокараулю!..

Столько задора, и нежных, страстных обещаний слышалось в этом шепоте, которым из предосторожности говорил Капустняк, что Василиса не могла бороться…

— К Ворожее, так к Ворожее… только ты-то уж не обмани, приезжай!

— Ну, разве я когда обманывал?! — укоризненно заметил Капустняк…

— Извозчик! — крикнул он, заметив своего другого подручного, одетого извозчиком и дожидающегося у ворот.

— Куда прикажете, ваше сиятельство! Мигом доставлю, — отозвался тот и подал.

— В Гавань, четвертак! — проговорила Василиса…

— Маловато будет, ваше сиятельство… Тридцать пять!

— Тридцать…

— Извольте садиться…

Василиса уселась, Капустняк, придерживая одной рукой ребенка, другой закинул полость.

— Жди меня через час… только смотри осторожней, а я вот и номер запишу у извозчика, неровен час…

— Не извольте сомневаться, ваше сиятельство, в аккурате доставим. Ну! Поворачивайся!

Санки тронулись…

Едва Василиса скрылась за углом, как Капустняк быстро взбежал по лестнице к капитанше. Дверь, вероятно, по уговору не была заперта. Вручив хозяйке меблированных комнат, которая ждала его у порога, ребенка, Капустняк быстро пошел к выходу.

— Рано зайдешь за ребенком? — шепнула капитанша.

— Часов в семь.

— А теперь куда?..

Капустняк как-то странно фыркнул ей почти в лицо и быстро побежал по лестнице…

— Погоди же ты, разбойничья рожа! — погрозила ему вслед капитанша — выучу я тебя фыркать!

Глава XV Концы в воду

Лошадь извозчика, на котором ехала Василиса, была далеко не так сильна, как казалась с виду, и еле волочила санки по мокрому снегу-грязи, покрывавшему улицы. Холодный ветер дул порывами и угрожал наводнением. Вода была и так выше 2-х фут против ординара и на Петропавловской крепости каждую минуту ждали приказания подать пушками сигнал «наводнения».

— Ишь ты, ветер какой! — говорил извозчик, полуоборачиваясь к Василисе, — вот вчера все болтали: река, мол, станет, вот тебе и стала!.. Сейчас пулять начнут, вишь ты!..

И он указал кнутовищем на Неву, которая, окаймленная двумя бесконечными рядами огненных точек, с Николаевского моста, казалась мрачной бездонной пропастью. Ночь была совершенно темная, настоящая осенняя, и только блеск фонарей прорезывал мрак.

Василиса ничего не отвечала на замечание извозчика, ей отчего-то вдруг стало как-то страшно и боязно. Говорят, что человек, только что совершивший преступление и скрывший даже все следы, всегда ощущает нечто подобное, он трусит собственной тени, боится шороха собственных шагов, всюду ему мерещатся судьи и следователи, в каждом человеке он видит свидетеля… Тоже самое было и с Василисой. Паспорт совершенно законный был у неё в кармане, укоряющий объект преступления — ребенок, был далеко, деньги были при ней, никто за ней не гнался, а все-таки она дрожала всем телом и все торопила извозчика ехать скорей. Ей казалось, что, добравшись до ночлега, и оставшись в кругу людей, хотя, самого последнего разбора, но все-таки среди живых людей, она будет безопаснее, чем здесь, среди этих пустынных улиц, по которым она проезжала.

Когда они, проехав 11-ю линию Васильевского острова, повернули по Большому проспекту в Гавань, то проезжих совсем не было. Огромное поле, тянущееся вдоль проспекта, по которому проложены рельсы конно-железной дороги, белелось в непроглядной темноте, в этом месте почти не разгоняемой едва мерцающими керосиновыми фонарями.

Даже пешеходов не попадалось. Ночь была холодная и ветреная. Гаванцы, вообще, люди не очень подвижные, а в такую холодную ночь, вряд ли что-либо вызвало бы их из-под теплой кровли их маленьких, уютных домиков.