Петербургские крокодилы

Казалось бы, что Клюверс должен видеть в нем союзника, но какое-то инстинктивное чувство говорило ему, что это враг, и враг гораздо более опасный, чем младенец, явившийся из тайги Сибири оспаривать его миллионы.

Исчезновение Перепелкина не могло успокоить Клюверса. Известие, сообщенное им, и данные, которые он представил, при первом свидании, в доказательство своих слов, были настолько вески, что достойный наследник Карзановских миллионов был твердо убежден, что и сын Ивана Карзанова и мать его существуют, что даже они здесь, в Петербурге, и потому поднял на ноги, кого только мог, чтобы разузнать где они? Что они? И почему до сих пор не представляют официально своих прав на наследство.

Вдова младшего Карзанова, Мария Михайловна, давно уже, через своего поверенного Голубцова заявила претензию на вдовью часть, оценив свой иск в три миллиона, и Клюверс, не поморщившись, чтобы только не связывать свои дела запрещениями и исками, сделал распоряжение об уплате ей этой суммы, долгосрочными ассигновками горного правления (на принятое с россыпей золото).

Он узнал от своих агентов, что, получив эту громадную сумму, Мария Михайловна тотчас куда-то исчезла. Одни говорили, что уехала в Париж, другие, что видели ее, будто бы, на железной дороге, между Пермью и Екатеринбургом, и что она держала путь в Сибирь.

Телеграмма, посланная в Сибирь главному управляющему, относительно расследования дела о смерти Ивана Карзанова, в Нерчинске, осталась пока без ответа, за отъездом управляющего в тайгу на прииски. Клюверс был все эти дни сам не свой… и не знал, на что решиться.

Одно, что он мог узнать, это, что доверенным его злейшей не приятельницы Марьи Михайловны Карзановой, являлся присяжный поверенный Голубцов, и что у него пропали какие-то документы, которые разыскивает сыскная полиция.

Последний слух передал ему за хорошую взятку один из выгнанных агентов сыскного отделения, несмотря на свою отставку, сохранивший кое-какие связи в этом учреждении.

Чуть не попав, совершенно случайно в свидетели, по делу о нанесении тяжкой раны содержательнице тайного притона госпожи Шпигель, Клюверс почти не рисковал показываться где-либо и перенес свои похождения к себе на дом, то есть не в ту роскошную, отделанную по-царски квартиру, в доме бывшем его тестя, где он принимал в первый раз Перепелкина, а в другую, меньшую, но еще более роскошную и уютную, и к тому же нанятую на имя барона Кармолина, который охотно предоставил свое имя, для написания контракта с домовладельцем.

Квартира эта, помещающаяся на первом этаже, собственно состояла из двух квартир, каждой выходящей на разные подъезды того же дома. Для того, чтобы получить одну квартиру, стоило только прорубить дверь в разъединяющей их стене, и таким образом получалась квартира, обладающая неоцененным удобством — четырьмя выходами: двумя парадными и двумя черными. На одной двери, выходящей на парадную лестницу, значилось «Барон Вячеслав Карлович Кармолин» а на другой Мадмуазель Мари Леблан, девичья фамилия законнейшей супруги того же барона.

Предлагая подобную комбинацию Клюверсу, взамен посещения госпожи Шпигель и других подобных же благотворительных дам, барон имел в виду застраховать сам себя, на случай неожиданного разрыва с Клюверсом, который, по мере того, как прививался и осваивался в Петербурге, становился все взыскательнее и требовательнее, окончательно сбив с ног барона, заставляя его выполнять самые невероятные и невыполнимые фантазии. Клюверс и прежде, до женитьбы на Карзановой, дважды был в Петербурге, в числе свиты начальника края, но тогда он был еще не оперившийся чиновник, почти без будущности и роман его с «Огненной женщиной» относится именно к этому периоду. В настоящее время, зная и чувствуя, что почва колеблется под его ногами, он, как истинный стоик, готовился встретить удар лицом к лицу, а между тем, как тучи надвигались на него все грозней и грозней, он не переставал забавляться и наслаждаться жизнью, насколько позволяло ему его колоссальное богатство. Да он мог быть относительно спокойным: более 15 миллионов рублей золотом лежали в билетах английского банка, в банкирской конторе «S. Steimetz» в Вене, и эта сумма ежемесячно увеличивалась. Заграничный паспорт, вполне законный, выданный на имя его бывшего слуги Француза Ленуара, и которым он мог во всякую минуту воспользоваться, лежал вместе с именными векселями конторы, выданными на имя Ленуара. Касса была из литой стали, и кроме ключа, который постоянно висел на цепочке на шее Клюверса, никаким другим инструментом быть открыта не могла, да к тому и замок, выписанный из Англии, и лично привинченный, нарочно для того приезжавшим из Англии мастером, имел какой-то необыкновенный секрет, которого не знал никто кроме самого Клюверса, все это делало миллионера неуязвимым и неуловимым… В самом худом случае, в случае явки наследника, и безусловной невозможности устранить его, у Клюверса оставалось превосходное средство: преспокойно уехать за границу, и жить там припеваючи, на деньги, скопленные в английском банке.