Взвесив все шансы за и про, Клюверс, как человек крайне осторожный, пришел к заключению, что черт еще не так страшен, как его малюют, и, со всем бешенством своей необузданно-страстной и развратной натуры, предался самым безобразным порывам дикого, животного разврата. Словно он хотел вознаградить себя за долгие годы воздержания. Оргии следовали за оргиями, «сотенные» летели во все стороны, и женщины, падкие на подобные доказательства «радужной любви», целыми толпами осаждали и бывшего каторжника, и его Гарем-Баши барона Кармолина. Барон оказался вполне на высоте своей задачи, и при помощи новой, крайне удобной квартиры, перезнакомил своего патрона со всем, «что продается», из букета петербургских красавиц…
Но сколько ни заводил миллионер новых знакомств, сколько ни сыпал денег к ногам всех этих Фрин и Аспазий [
Капитан Цукато, в свою очередь, был очень рад знакомству своей Юзи с Клюверсом, так как, имея в руках сфабрикованные им копии с карзановских документов, рассчитывал продать их Клюверсу по дорогой цене.
Хотя он и очень был привязан к Юзе, но деньги, для него, играли первую роль в жизни. За хорошую цену, он прямо уступил бы, и, если так можно выразиться, продал бы Клюверсу свою любовницу.
Арест Борщова смутил его, в первое время, особенно. Когда на следующий день судебный следователь вызвал Юзю в качестве свидетельницы, но она прямо и решительно отозвалась незнанием, и заявила, что ссылка на нее в показании Борщова, изорванном им самим, есть ничто иное, как желание скрыть действительные следы преступления, и что она фамилию Карзановых не знает и ничего об них не слыхала и что, вероятно, замешана по недоразумению.
Капитан Цукато, с своей стороны, видя, что запираться невозможно, заявил, что по просьбе одного заказчика, фамилию которого не знает, снял копии, с двух метрик, и так как они были совершенно законные и с печатями, то он и не считал за преступление принять подобный заказ. Дальше объяснил, что самих документов не читал, но что помнит, что один был свидетельство о браке, а другой — метрика о рождении. Когда же следователь показал ему копии, отобранные от Борщова, то капитан улыбнулся и заявил, что это ни что иное, как неумелый оттиск, сделанный, вероятно, учеником, из любопытства, с камня, на котором остались только следы бывшего изображения, впрочем, признал, что копии эти сняты с камня, изготовленного им с подлинных документов.
Отпущенный за недоказанностью вины, капитан был очень доволен подобным исходом дела. Камень находился у него, и он мог получить сколько хотел подобных же копий. Как человек сметливый, узнав из дела о связи, которая существует между Клюверсом и Карзановыми, он посвятил и Юзю в свои планы и поручил ей выведать точно, не нужны ли эти документы Клюверсу, и в какой мере он заинтересован этим делом.
Его интересовал только вопрос о том, кто же этот бритый, рыжеватый господин, который привозил ему документы для снятия копии, но и тут Юзя выручила его, и заявила, что хотя она и не видала заказчика, но слышала сквозь драпировку его голос — не было сомнения, — это был капитан Перепелкин, которого она встречала раньше…
Цукато сначала поверил и успокоился, но тотчас же возникло разногласие: Юзя уверяла, что капитан брюнет и на костылях, а Цукато уверял, что заказчик был белокур и на собственных ногах… надо было ждать, чтобы время выяснило правду, но тут случилось обстоятельство, совершенно перевернувшее все планы и соображения, как капитана, так и миллионера Клюверса. Атаман столичных грабителей, блистательно выполнив, при помощи своей шайки, похищение ребенка Карзановой и кражу документов, как «Deus ex machina» [
Роковая минута наступила!
Глава XVII