Читаем Phantom (СИ) полностью

Юнги не спит, он глаз так и не сомкнул. Ему хочется подвинуться ближе к Киму, положить голову на его грудь и так уснуть, но он понимает, что одно движение в сторону старшего, и никто из них спать не будет. Мин никогда не был нижним, не позволял никому, хотя покушались многие, а с Намджуном он даже о таком думает. Юнги сам в шоке, что вообще такую мысль допускает, но думать трезво, когда на расстоянии вытянутой руки лежит объект твоих грёз, тот, кому посвящены все грязные сны — невозможно. Намджун уже под кожей, растекается в венах, и внутри его тоже хочется. Особенно после того, как Юнги увидел его обнаженным. Да Мину и представить сложно, как вообще можно будет принять в себя такое, но даже это не унимает желание, собирающееся внизу живота. У Юнги, кажется, чесотка от этого желания начинается.

Пальцы на запястье расслабляются, и он понимает, что Ким уснул. Мин аккуратно выбирается из-под подушек и подползает к Намджуну, нависает сверху, вглядывается впервые так близко в такое любимое лицо и только собирается лечь рядом, как Ким резко переворачивается и подминает его под себя.

— Мне играть надоело. Хочу тебя до судорог просто.

Ким не дает Юнги открыть рот и впивается в губы поцелуем: сперва грубым и жёстким, словно ломает все барьеры, будто готов к сопротивлению, но поняв, что младший даже не думает оттолкнуть, переходит на долгий, глубокий. Юнги отвечает, проводит пальцами по обнажённому торсу, притягивает ближе, позволяет языку Намджуна хозяйничать у себя во рту. Ким второпях стаскивает с него футболку, припадает к ключицам. Водит по ним языком, легонько покусывает, опускается ниже, обхватывает губами сосок, всасывает, играет языком. Юнги зарывается ладонью в платиновые волосы, давит на затылок, скрещивает на пояснице парня свои ноги, заставляя того быть ближе. Юнги даже не замечает, когда и как Намджун стаскивает с него оставшуюся одежду, чувствует это только по чужой разгоряченной коже, под которой собственная плавится.

— Не бойся, — шепчет Ким, и Мин старается.

Юнги храбрится, вспоминает Чимина, которому вроде сильно больно не было, потом вновь опускает взгляд на возбужденный орган Намджуна и понимает, что сравнение в корне не верно. Плевать. Он прикрывает веки и отдается сильным рукам, доверяет ему, знает, что Намджун больно не сделает. Намджун целует каждый сантиметр кожи, всему уделяет внимание, смакует на языке дурманящий вкус чужой плоти с ноткой арбузного запаха.

Юнги уже мечется по постели, комкает под собой простыню, дотягивается ладонью до своего члена, но Намджун его руки перехватывает, соединяет над головой, не даёт ему унять сладкую боль. Ким опускается ниже, выцеловывает ребра, задерживается на животе, оставляет мокрую дорожку из поцелуев на внутренней стороне бедер, сильнее прижимает дергающегося от интимных ласк парня к кровати.

Юнги прикрывает лицо ладонями, поскуливает, просит уже сделать что-то, унять этот огонь, в который Намджун пока только бензин подливает. Но тот его мольбам не внемлет. Проводит ладонями по позвоночнику, царапает лопатки, бока, пускает врассыпную мурашки по всему телу, заставляет Юнги выгибаться, тянуться за очередной дозой ласки.

Намджун отправляет в рай одними руками, ловит каждый вдох, каждый взгляд из-под опущенных ресниц, каждую дрожь, вылизывает младшего, как самое вкусное лакомство, не пропускает ни сантиметра. Юнги своё тело не контролирует, а разум ещё в самом начале его покинул. Мин столько ласки в жизни не получал, не тонул в ней. Она впитывается в него, втирается пальцами Кима, и Юнги её в самые холодные ночи вспоминать будет. Он пришел сегодня сюда за теплом, а в результате сгорел в огне. Языки этого пламени лижут его обнажённое тело, касаются самых потайных мест, а Юнги и сам не против в пепел превратиться. Вот оно значит, каково это, когда ты любим, вот как бывает. От такой страсти и нежности умереть можно, да и смерть такая была бы лучшей. Намджун продолжает водить ладонью по его члену, но как только Юнги близок к разрядке, зажимает член у основания и замирает.

— Изверг, — рвано шепчет Мин и откидывается на подушки.

— Это ты изверг, — Ким нависает сверху, смотрит прямо в душу. — Я захотел тебя ещё в полицейском участке. Меня заклинило будто, было на всех плевать и на всё, даже на малышку, ты понятия не имеешь, что творишь со мной, — Намджун целует его скулы. — Я трогал тебя на гонках, целовал на парковке и сгорал изнутри, я даже запах дыма чувствовал. Так, кто из нас изверг? — Ким легонько кусает нижнюю губу парня, мстит словно.

Целует рьяно, неистово, водит языком по самым желанным во вселенной губам, чувствует привкус железа во рту, смешивает его со слюной — всё равно не отстраняется, не насыщается. Юнги мстит по-своему, царапает ноготками подтянутый живот, нарочно трётся о член, всё ещё пытается подтолкнуть к конкретным действиям и своего добивается. Намджун с трудом отлипает от губ и идёт в ванную. Возвращается через минуту, бросает на простыни тюбик и вновь придавливает Мина к постели.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Как стать леди
Как стать леди

Впервые на русском – одна из главных книг классика британской литературы Фрэнсис Бернетт, написавшей признанный шедевр «Таинственный сад», экранизированный восемь раз. Главное богатство Эмили Фокс-Ситон, героини «Как стать леди», – ее золотой характер. Ей слегка за тридцать, она из знатной семьи, хорошо образована, но очень бедна. Девушка живет в Лондоне конца XIX века одна, без всякой поддержки, скромно, но с достоинством. Она умело справляется с обстоятельствами и получает больше, чем могла мечтать. Полный английского изящества и очарования роман впервые увидел свет в 1901 году и был разбит на две части: «Появление маркизы» и «Манеры леди Уолдерхерст». В этой книге, продолжающей традиции «Джейн Эйр» и «Мисс Петтигрю», с особой силой проявился талант Бернетт писать оптимистичные и проникновенные истории.

Фрэнсис Ходжсон Бернетт , Фрэнсис Элиза Ходжсон Бёрнетт

Классическая проза ХX века / Проза / Прочее / Зарубежная классика
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство