Читаем Phantom (СИ) полностью

Намджуна от такого соблазнительного Юнги, лежащего в его постели, кроет. Юнги голым только рядом держать, постоянно любоваться и касаться с осторожностью. Он фарфоровая куколка: самая прекрасная из всех, и даже на пике своей страсти он похож на ангела — разврат в нём гармонирует с чистотой, да так, что от этого больно даже. Юнги - совершенство, предел мечтаний, идеал, которого ждать еще лет сто можно. Намджун - любимчик судьбы, он получил лучшую награду, упустить его или потерять — смерти равно. Ким с трудом удерживает в себе зверя, который эту алебастровую кожу когтями бы исполосовал, зубами бы вгрызся, до плоти бы добрался и всё равно не насытился бы. Намджун еле удерживается, чтобы без подготовки не ворваться, на грани балансирует; это изысканная пытка, инквизиция отдыхает. Такой Юнги под ним - это яблоко в райском саду. Намджуну надо повторять себе, что он у него первый, сотню раз — лишь бы не сорваться, не испортить всё. Ким отрывается от тела, аккуратно переворачивает парня на живот, вновь шепчет «не бойся», просит расслабиться, уверяет, что боли не будет.

Проводит пальцами по ложбинке между ягодиц, чувствует, как мелкий дергается, вновь покрывает поцелуями острые лопатки, целует каждый сантиметр, нежно поглаживает, успокаивает и одновременно надавливает на колечко мышц. Намджун не остановится. Он уже решил. Юнги доверился ему, позволяет ему быть первым, а Намджун его отпускать и не собирается, он забрал его себе ещё тогда, в участке, а после этой ночи это как штамп в паспорт. Юнги принадлежит Намджуну.

Мин чувствует прохладную жидкость между ног, чувствует, как Ким размазывает смазку и давит на мышцы, жмурится, боится, трусит, но не издает и звука. Намджун действует нежно, настолько, насколько может — отвлекает поцелуями, ласками, и Юнги уже чувствует два пальца. Больно, некомфортно, но терпит. Приподнимается, пытается удобнее расположиться, хочет уменьшить раздирающую его боль. Прикусывает тыльную сторону ладони, когда Намджун пальцы добавляет, продолжает растягивать. Ким припадает губами к тонкой шее, вдыхает, дуреет от его запаха, зарывается пальцами свободной руки в волосы, пропускает между ними голубой шелк. Юнги понемногу привыкает, сам насаживается на пальцы, рассчитывает перетерпеть, и тогда, может, отпустит. Продолжает кусать губы, теряется в ощущениях и сам не понимает, почему, если так больно, то всё равно хочется. Боль отступает понемногу, заменяется желанием, Юнги уже сам себя его пальцами трахает.

— Хочу, — обрывисто, по несколько раз подряд, как в припадке. — Хочу… Тебя хочу.

— Рано.

Намджун дышит с трудом, продолжает растягивать, методично трахает его пальцами, рычит, кажется, он на грани безумия. Желание выбивает воздух из легких, скручивает, но сделать больно сахарному мальчику последнее, чего хочет Намджун, пусть сам он уже на грани. Задевает пальцами простату, вырывает громкий стон из чужой груди, который услада для его ушей. Спина Юнги блестит, капли пота скатываются на белоснежную простыню, он в его руках горячий, гладкий, податливый. Намджун больше не может — это выше его сил, вынимает пальцы, нажимает на поясницу, заставляя максимально выгнуться, и приставляет головку. Входит медленно, сантиметр за сантиметром, чувствует, как нежные стенки плотно обхватывают его член, дуреет от узости, стискивает зубы. Чуть не срывается, топит желание загнать сразу и до упора, продолжает погружаться. Юнги не дышит почти, каждый вдох очередная боль, его нанизывают на стоящий колом член, он шевельнуться боится — балансирует на грани жизни и смерти, и сейчас ему не выбрать, что лучше. Сладко одинаково. Намджун замирает на половине, выходит почти до конца и снова толкается, Юнги до хруста в позвонках выгибается, сам толкается назад, требуя старшего целиком и полностью. Намджун не сдерживается, игнорирует мигающий в голове красным знак «стоп», погружается целиком и не двигается, даёт привыкнуть. Юнги ёрзает под ним, пару раз неразборчиво что-то шепчет: то ли просит прекратить, то ли молит продолжить. Ким начинает двигаться, сперва с трудом и медленно, но тихо-тихо набирает темп, толкается до конца, выходит и повторяет; Юнги словно от долгого сна просыпается, комкает в руке простыню, выгибается как кошка и даже подмахивает. Намджун спускает зверя с поводка, вбивается и выбивает уже крики. Юнги чуть ли не рвёт на части, размазывает по постели, он связь с реальностью теряет, поскуливает только и продолжает цепляться за простыни.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Как стать леди
Как стать леди

Впервые на русском – одна из главных книг классика британской литературы Фрэнсис Бернетт, написавшей признанный шедевр «Таинственный сад», экранизированный восемь раз. Главное богатство Эмили Фокс-Ситон, героини «Как стать леди», – ее золотой характер. Ей слегка за тридцать, она из знатной семьи, хорошо образована, но очень бедна. Девушка живет в Лондоне конца XIX века одна, без всякой поддержки, скромно, но с достоинством. Она умело справляется с обстоятельствами и получает больше, чем могла мечтать. Полный английского изящества и очарования роман впервые увидел свет в 1901 году и был разбит на две части: «Появление маркизы» и «Манеры леди Уолдерхерст». В этой книге, продолжающей традиции «Джейн Эйр» и «Мисс Петтигрю», с особой силой проявился талант Бернетт писать оптимистичные и проникновенные истории.

Фрэнсис Ходжсон Бернетт , Фрэнсис Элиза Ходжсон Бёрнетт

Классическая проза ХX века / Проза / Прочее / Зарубежная классика
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство