Пятнадцатилетний капитан

— Ату! — сказал Дик. — Негоро, Негоро, Динго! Ату его!

Собака яростно залаяла. Имя судового кока произвело на нее обычное впечатление, и она бросилась вперед, словно Негоро прятался за ближним кустарником.

Гэррис издали видел эту сцену. Он подошел к юноше.

— Что вы сказали Динго? — спросил он сквозь зубы.

— О, ничего особенного, — ответил старый Том шутливо. — Мы спрашивали у Динго, нет ли каких известий об одном нашем спутнике по кораблю, который куда-то запропастился.

— Ага, — сказал американец, — это тот португалец, судовой кок, о котором вы мне рассказывали?

— Да, — ответил Том. — Если судить по поведению Динго, этот человек должен быть где-то неподалеку.

— Как он мог забраться сюда? — спросил Гэррис.— Вы, кажется, говорили, что он никогда не бывал в Боливии?

— Если только он не скрыл этого от нас, — ответил старый Том.

— К чему бы он стал скрывать? — заметил Гэррис. — Можно обыскать кустарник. Что если бедняга нуждается в помощи? Что если он попал в беду?..

— Нет, в этом нет нужды, — сказал Дик Сэнд. — Если Негоро сумел забраться сюда один, он может и выбраться отсюда без нашей помощи!

— Как хотите, — ответил Гэррис.

— Замолчи, Динго! — крикнул Дик Сэнд, чтобы прекратить неприятный разговор.

Второе наблюдение, которое сделал юноша, относилось к лошади американца.

По ее поведению незаметно было, что вблизи «пахнет конюшней». Лошадь не втягивала ноздрями воздуха, не ускоряла шага, не ржала — словом, ничем не проявляла нетерпения, свойственного лошадям, когда в конце долгого путешествия они чуют приближение отдыха. Лошадь Гэрриса, которая много раз бывала в гациенде, вела себя так, будто эта гациенда находилась еще за сотни миль.

«Нет, если судить по лошади, не видно еще конца нашему путешествию!» — думал юноша.

Гэррис утверждал, что утром маленький отряд находился всего в шести милях от гациенды; к пяти часам пополудни из этих шести миль уже было пройдено не меньше четырех. Однако лошадь всё еще не учуяла конюшни, да и ничто вокруг не выдавало близости такой большой плантации, как гациенда Сан-Феличе.

Даже миссис Уэлдон, всецело поглощенная заботами о своем ребенке, удивлялась тому, что местность по-прежнему кажется пустынной и необитаемой. Ни одного туземца, ни одного слуги из гациенды, которая была так близко! Не заблудился ли Гэррис? Миссис Уэлдон отогнала эту мысль: новая задержка грозила гибелью ее маленькому Джеку…

Гэррис, как и прежде, шел впереди отряда. Но он всматривался в темные глубины леса, поворачивал голову то вправо, то влево с видом человека, который не очень уверен в себе… и в дороге, по которой он идет.

Миссис Уэлдон закрыла глаза, чтобы не видеть этого. За равниной, шириной в милю, снова показался лес, но не такой густой, как на западе; маленький отряд снова вступил под сень высоких деревьев.

В шесть часов вечера путники подошли к зарослям кустарников, сквозь которые, видимо недавно, прошло стадо каких-то крупных животных.

Дик Сэнд стал пристально всматриваться.

На высоте, намного превышающей человеческий рост, ветви были обломаны. Трава на земле была примята, и местами на влажной почве виднелись следы больших ступней; такие следы не могли принадлежать ни ягуарам, ни кугуарам. Чьи же это ноги оставили такие следы?

Только слонам впору было проложить такую просеку в кустарнике и выбить такие огромные следы во влажной почве. Но слоны не водятся в Южной Америке. Значит, догадку о том, что следы принадлежат слонам, нужно было отбросить как совершенно невероятную.

Дик Сэнд ни с кем не поделился мыслями, которые возникли у него при виде этих загадочных следов. Он даже не стал расспрашивать американца. Да и чего мог он ждать от человека, который пытался выдать жирафов за страусов? Гэррис придумал бы какое-нибудь фантастическое объяснение, но положение отряда от этого не изменилось бы.

Во всяком случае, Дик составил себе определенное мнение о Гэррисе. Он был уверен, что американец — предатель. Дик дожидался только случая, чтобы сорвать с него маску, и всё говорило юноше, что этот случай не заставит себя долго ждать.

Но какая тайная цель могла быть у Гэрриса? Какую участь готовил он доверившимся ему людям?

Дик Сэнд продолжал считать себя ответственным за судьбу своих спутников. Больше чем когда бы то ни было на нем лежала забота о спасении всех, кого крушение «Пилигрима» выбросило на этот берег. Только он один мог спасти своих товарищей по несчастью: эту молодую мать, ее маленького сына, негров, кузена Бенедикта. Но что мог предпринять юноша перед лицом опасностей, которые он предвидел, но не в силах был предотвратить?