Пятнадцатилетний капитан

Нетрудно понять, что возможность подвергнуть пыткам белого человека пришлась по вкусу не только Негоро, у которого были личные счеты с юношей, но также Альвецу, Коимбре и всем прочим работорговцам.

Вечер подкрался незаметно, и вслед за ним быстро, без сумерек, наступила ночь.

Альвеца осенила действительно блестящая идея предложить его королевскому величеству новый вид спиртного напитка. В последнее время Муани-Лунга начал задумываться над тем, что огненная вода, собственно говоря, плохо оправдывает свое название. Быть может, полыхающая огнем водка окажет более заметное действие на потерявший чувствительность королевский язык…

Итак, в программе вечера первым номером стоял пунш, а вторым — пытка белого человека.

Дик Сэнд, сидевший в своем карцере, должен был выйти из него только на смерть. Невольников — проданных и непроданных — загнали обратно в бараки. На обширной читоке остались только король, его приближенные, работорговцы, а также хавильдары и солдаты, надеявшиеся, что и им будет дозволено отведать королевского пунша, если после короля и его двора что-нибудь останется.

Хозе-Антонио Альвец, следуя советам Негоро, приготовил всё необходимое для пунша. По приказанию работорговца, на середину площади вынесли медный котел, вмещающий по меньшей мере двести пинт[115] жидкости. В него вылили несколько бочонков самого плохого, но зато очень крепкого спирта. Туда же положили перец и другие пряности, чтобы придать еще большую крепость напитку.

Участники попойки кольцом окружили короля. Муани-Лунга, шатаясь, подошел к котлу. Водка притягивала его, как магнит; казалось, он готов был броситься в котел.

Альвец удержал его и сунул ему в руку горящий фитиль.

— Огонь! — крикнул он с хитрой улыбкой.

— Огонь! — ответил Муани-Лунга и ткнул горящий фитиль в спирт.

Как загорелся спирт, как великолепно затанцевали на его поверхности синие огоньки!

Альвец сдобрил пунш пригоршней морской соли, чтобы напиток стал еще более острым. Отблески пламени придавали людям, обступившим котел, ту призрачную синеватость, какую человеческое воображение приписывает привидениям. Опьянев от одного запаха алкоголя, туземцы дико завопили и, взявшись за руки, закружились в бешеном хороводе вокруг короля Казонде.

Альвец, вооружившись разливательной ложкой с длинной ручкой, помешивал жидкость в котле.

Муани-Лунга шагнул ближе. Он вырвал ложку из рук работорговца, зачерпнул пылающий пунш и поднес его ко рту.

Как страшно вскрикнул король Казонде!

Его насквозь проспиртованное величество воспламенился, как вспыхнула бы бутыль керосина. Огонь не давал большого жара, но, тем не менее, горение продолжалось.

При этом неожиданном зрелище хоровод туземцев распался.

Один из министров Муани-Лунга бросился к своему повелителю, чтобы погасить его. Но, будучи проспиртованным не менее, чем король, министр тут же сам загорелся.

Всему двору Муани-Лунга угрожала та же участь.

Альвец и Негоро были бессильны помочь горящему королю. Королевские жены в страхе бросились бежать. Коимбра бежал еще раньше, зная свою легковоспламеняющуюся натуру…

Король и министр упали на землю, корчась в судорогах нестерпимой боли.

Когда жировые ткани глубоко пропитаны алкоголем, горение дает только легкое синеватое пламя, которое вода не может погасить. Нет никакого способа прекратить горение живого организма, все поры которого насыщены спиртом…

Через несколько минут Муани-Лунга и его министр были мертвы, но трупы их еще продолжали гореть. Вскоре только горсть пепла да несколько костей, не поддавшихся огню, лежали возле котла с пуншем.

Это было, всё, что осталось от короля Казонде и его министра.

Глава двенадцатая Похороны короля

На следующий день, 29 мая, город Казонде имел необычный вид. Испуганные туземцы не смели выйти на улицу. Никогда не видали они, чтобы король божественного происхождения вместе со своим министром погиб такою страшною смертью. Кое-кому из них, особенно старикам, случалось еще поджаривать на костре простых смертных. Они помнили, что такие пиршества всегда требовали сложных приготовлений, так как человеческое тело очень трудно зажарить. А тут король и его министр сгорели, как лучинки! В этом было что-то непонятное.

Хозе-Антонио Альвец также притаился в своем доме. Он боялся, как бы на него не взвалили ответственность за происшедшее. Негоро объяснил ему причину смерти короля и посоветовал быть осторожным самому.

Неважное получится для Альвеца дельце; если смерть короля отнесут на его счет, — и не выкрутиться ему без изрядных убытков. Но Негоро пришла в голову блестящая мысль. По его совету, был пущен слух, что необыкновенная смерть повелителя Казонде — знак особой милости к нему великого Маниту, что это почесть, которой боги удостаивают только немногих избранных. Суеверные туземцы легко попались на эту нехитрую удочку. Огонь, пожравший тела короля и министра, был объявлен священным. Оставалось только почтить память Муани-Лунга похоронами, достойными человека, возведенного в ранг божества.