Пигмалион. Кандида. Смуглая леди сонетов

Ты не пугайся: остров полон звуков –
И шелеста, и шепота, и пенья;
Они приятны, нет от них вреда.
Бывает, словно сотни инструментов
Звенят в моих ушах; а то бывает,
Что голоса я слышу, пробуждаясь,
И засыпаю вновь под это пенье.
И золотые облака мне снятся.
И льется дождь сокровищ на меня…
И плачу я о том, что я проснулся.

И звучит это очаровательно, но у Смуглой-то леди уши, возможно, были с тем самым изъяном, которого опасался Клотен: к этой красоте она была глуха, зато уж, будьте уверены, ни одно словечко из сонета «Ее глаза на звезды не похожи…» не прошло для нее незамеченным.

И можно ли после этого предполагать, что Шекспир был слишком глуп или слишком скромен и так и не понял, что его случай – вариант Юпитера и Семелы? В этом смысле Шекспир, безусловно, скромностью не отличался. Никто никогда не слыхал от него скромного покашливания второстепенного поэта:

Замшелый мрамор царственных могил
Исчезнет раньше этих веских слов.

Таких строк много. Находя, по-видимому, острое удовольствие и забаву в том, чтобы шокировать скромных кашлюнов, он громогласно заявлял здесь о своем месте и своей власти в «широком мире, что грезит о грядущем дне». Вероятнее всего, Смуглой леди это его качество казалось невыносимым самомнением, – нет причин предполагать, что ей пьесы Шекспира нравились больше, чем Минне Вагнер нравились музыкальные драмы Рихарда. Вполне возможно, что «Испанская трагедия», по ее мнению, стоила шести «Гамлетов».

Не был Шекспир и глуп: если бы не классовые ограничения и не профессия, которые отрезали его от настоящего участия в государственных делах и свели его возможности интеллектуальной и политической практики к частным беседам в таверне «Русалка», он, может статься, сделался бы одним из талантливейших государственных деятелей своей эпохи, а так он сделался просто талантливейшим драматургом. Можно было бы предположить, что Шекспир обнаружил, что умственные способности Смуглой леди так же не поспевают за его разумом, как не поспевали они у Энн Хетеуэй, будь у нас хоть какое-нибудь свидетельство о прекращении их дружбы после того, как он прекратил писать ей сонеты. Собственно говоря, переход страсти в прочную устойчивую близость обычно кладет конец сонетам.