Во время первых вылетов на боевые задания экипажи обычно проходят весьма суровую школу, поскольку противовоздушная оборона повсеместно сильна и, кроме того, летчики немного боятся нового самолета, особенно из-за отсутствия заднего стрелка, который бы оберегал их от нападений сзади. В своем первом вылете на «Fw-190» лейтенант Штелер получил попадание в мотор из зенитки, из-за чего был вынужден сразу повернуть назад. Ему повезло успешно приземлиться за нашей линией фронта. В этот день нас преследовали одни неприятности. Только я собирался вылететь на боевое задание с лейтенантом М., тоже прошедшим у меня курс обучения, когда сильное подразделение самолетов «Ил-2» в сопровождении истребителей пролетело мимо меня к линии горизонта на высоте 600 метров. Был холодный декабрьский день, и нам требовалось какое-то время, чтобы разогреть двигатели, но, пока мы будем этим заниматься, иван наверняка исчезнет. Тогда мне пришло в голову, что в последние несколько очень холодных дней механики снабдили нас аппаратами, которые разогревали двигатели быстрее, чем обычно. Этим аппаратам требовалось специально приготовленное топливо. Я даю знак М., не теряя время, заправляться и лететь за мной. Бомбы для запланированного вылета все еще висят под нашими машинами, и я не хочу оставлять их, поскольку нам еще надо выполнить боевую задачу. Возможно, мы и с бомбами догоним подразделение «Ил-2». М. летит медленнее и отстает, я же постепенно настигаю железных густавов, но они пересекают фронт, когда отстаю от них еще на 250 метров. Все-таки у меня ослиное упрямство, и я полон решимости догнать их, пусть даже и в одиночестве. На моем «Fw-190» я не боюсь мастерства пилотов, летающих на истребителях «Ла-5» и «Як-9». Внезапно в моем моторе раздается какой-то шум, после чего стекло кабины заливает масло; я ничего не вижу, в мгновение ока весь фонарь становится непрозрачен. Первой моей мыслью было, что в мой самолет попал зенитный снаряд или снаряд от русского истребителя, но позднее я понимаю, что это дефект в двигателе, вызвавший заедание цилиндра. Двигатель трясет самолет и дико рычит; в любое мгновение он может совсем остановиться. Как только я понял причину шума, то рефлексивно развернул самолет и направился к линии нашего фронта. Вот я над ней. Но выброситься из кабины невозможно из-за моей ноги в гипсе, не говоря о том, что я лечу слишком низко. Этот самолет не сможет подняться даже на метр. Я сбрасываю фонарь для того, чтобы, по крайней мере, видеть, что происходит по сторонам и сзади. Самолет несется на высоте 50 метров; ниже нет места для вынужденной посадки. Кроме того, я желаю сесть как можно ближе к аэродрому, чтобы быстрее вернуться в свое подразделение. Близко от меня проскакивает церковный шпиль – мне повезло, что он оказался не на моем пути. Вдали я неясно вижу насыпь дороги. В любую секунду мой двигатель может остановиться; я могу только надеяться, что это произойдет не перед насыпью. Я тяну ручку на себя и жду результата. Перелетит самолет насыпь или нет? Перелетает! Теперь я сажусь на землю. Скрипя и разворачиваясь на промерзшей земле, самолет скользит параллельно широкой яме и наконец останавливается. Несмотря на все опасения, с ногой совершенно ничто не произошло. Я оглядываю тихий, мирный зимний пейзаж. Только отдаленные раскаты артиллерийских выстрелов говорят, что мира еще нет, хотя Рождество совсем близко. Я выбираюсь из сиденья и, бросив взгляд на дымящийся мотор, сажусь на фюзеляж. По дороге движется машина с двумя солдатами. Они внимательно изучают меня издали, чтобы удостовериться, что я не русский, поскольку по эту сторону фронта садятся их самолеты много чаще, чем наши. Затем солдаты кладут небольшие стволы через яму и несут меня в свою машину. Через час я снова на своем аэродроме и готов к новому вылету.
Мы квартируем в казармах в нескольких километрах от летного поля, на окраине Варпалоты. Как-то днем между вылетами я лежу на кровати, чтобы немного отдохнуть, когда вдруг слышу рев самолетов – это не немецкие машины. Бросив взгляд в открытое окно, я замечаю подразделение русских, летящих на высоте 400 метров. Они направляются прямо на нас. И вот уже со свистом летят бомбы. Даже со здоровыми ногами я не мог бы оказаться на полу быстрее. Разорвавшаяся в 150 метрах от меня бомба вдребезги разносит «БМВ», который должен был отвезти меня на аэродром. Далманн, вошедший в этот самый момент в противоположную от окна дверь, чтобы предупредить меня об опасности, внезапно обнаруживает, что оконная рама висит у него на шее. У молодого человека шок – но никаких физических повреждений. С тех пор Далманн начал ходить осторожно, с опущенными плечами и внезапно постаревшим лицом. Он явно изменил свое мнение о войне. Нам всем смешно видеть этого молодого парня в таком нелепом образе.