Письмо моим детям и детям грядущего мира

Победа сердец состоит не в том, чтобы любить одних и ненавидеть других, и не в том, чтобы прославлять духовное братство, обрекающее себя на нечистоты гуманитарной лжи. Только молчаливая сила индивида, осознающего всеобщую жизненную мощь, к которой он причастен, может стереть бесчеловечность с лица земли. Потому что ей нет места в этом осмосе, возникшем внутри человека, между человеком и ему подобными, а также между человеком и минеральным, растительным и животным миром.

Для того чтобы человек преобразовался в человеческое существо, ему необходимо каждый день упражняться, отождествляя себя с волей к жизни. Причём не через какое-то мистическое озарение, а через удовольствия, получаемые среди прочих даров жизни, которая нам дана и которую мы хотим открыть для всех.

Разум, управляющий телом и физическим трудом, – это всеобщий порок. Во имя небесного и мирского духа он доводит людей до звериного выживания.

Его высокомерие течёт в жилах солдафона, фундаменталиста, демагога или насильника, и точно так же бушует оно в груди утончённого художника, моралиста или литератора.

Были ли Монтень, Дидро, Кьеркегор, Арто или Ницше интеллектуалами? Да, но они тяготились этим свойством и пытались от него избавиться с гораздо бо́льшим усердием, чем Валери, Селин, Сартр, Мао или Геббельс!

Нацистская доктрина, ратующая за хищного зверя, – не лучший ли это пример умозрительной баланды, которую состряпали «буйно помешанные»? Можно ли назвать культурными людьми тех, кто выхватывает пистолет, услышав слово «культура»? Разве они не то же отродье, что и пресловутые conducator[8] народа, делающие вид, будто «ведут его в левую сторону»? Они ненавидят друг друга и восхищаются друг другом, как Сталин и Гитлер, потому что родом они из одной небесной канцелярии. Они – сеиды господствующего духа, духа, что покоряет материю и указывает путь заблудшим… которым он выколол глаза. Любой, кто наделён полномочиями, ведёт себя как интеллектуал; у любого, кто замкнулся на интеллекте, изо рта горько пахнет властью.

Конечно же, знания недостаточно для того, чтобы обеспечить победу жизни, зато невежество всегда прислуживает тирании. Религиозный и идеологический обскурантизм доказал это сполна, запрещая и сжигая книги. Более того, щит, которым прикрываются образцы нежизнеспособной культуры от тех, кто их презирает, не может полностью оградить их от популистского и стяжательского варварства.

Инертность общества и психологическое закрепощение заставляют нас коситься на прошлое, развалины которого обступают нас со всех сторон, и пытаться построить настоящее из вороха идеологических и религиозных догм, в полной мере продемонстрировавших свою кровавую эксцентричность и совершенную несостоятельность. В мнимых столкновениях, где перемены лишь упрочивают незыблемость, границы между врагами стираются. Общее презрение ко всему живому сплачивает этих людей, хотя кажется, что оно должно их разделять.

Всё, что не удалось преодолеть, загнивает. Принесённое в жертву счастье ищет спасение в проклятии и в самоотрицании. Жизнь, потерявшая очарование, охотно насыщается ужасом. Уязвлённые чувства – это наковальня, на которой куют палачей. Люди, разочарованные и побеждённые в той жизни, которую они планировали сокрушить, громче всех воспевают смерть.

Если предполагаемая свобода не даёт вам права жить в соответствии с вашими желаниями, то остерегайтесь тех, кто, как говорил Бодлер, «думают, что провозглашают независимость, лая в унисон». Стадное существо не принадлежит себе, оно состоит в жалком и страшном братстве ненависти – ненависти к себе и к окружающим. Стадное существо – это сосуд, наполненный варварством, и одной лишь капли достаточно, чтобы содержимое перелилось через край.

Со всех сторон нас обступили живые, которые боятся жизни и презирают её. Став врагами самим себе, они повсюду видят врагов в зеркалах собственных навязчивых идей. Как всё смешалось вокруг! Тот, чьи мысли затерялись в расизме и ксенофобии, обнаруживает благородство и неожиданное чувство солидарности. А революционер в душе, проповедующий освобождение, ведёт себя на удивление подло, заставляя сомневаться в его добрых намерениях.

Чего стоят идеи, которые не прошли испытание жизни? Я ищу союза лишь с тем и с теми, кто помогает мне оживить жизнь – мою жизнь и жизнь окружающих.

И хотя с незапамятных времён нам приходилось сталкиваться с бесконечной чередой войн и конфликтов, мы продолжаем прятать лицо за двойным обманом: за вечно немощным сочувственным пацифизмом и за мыслью, что хищническая война встроена в наш генетический код, словно это какое-то последствие нашей неудавшейся эволюции.

Существует потребность в ненависти, и её постоянно необходимо удовлетворять. Ссоры в семьях и между соседями – это всё то же зловоние, в котором утопают распри между религиозными общинами, политическими фракциями и этническими группами.