Плач Синайских гор

Рассказы

Лёшкина беда

Зима опять выдалась без снега. Декабрь на дворе, а морозов не дождаться. И уж который год. Раньше природа жила по строгому графику. На ноябрьские праздники слегка подмораживало, с неба сыпалась редкая снежная крупа. Она покрывала землю белой тюлью. В деревне начинали резать поросят, от пронзительного визга которых по сердцу будто кто острой бритвой водил. Как ни приучал себя Лёшка к этим кровавым делам, привыкнуть так и не смог. Мужики не раз над ним смеялись: «Уши затыкаешь? Эх ты, слабак!». Вот уж до пенсии дожил, а рука на животину не поднималась. И сверлила душу тягостная мысль: «Корову-то кому забивать придётся?». Живым весом сдавать – считай, в два раза дешевле. А со сдачей парного мяса питерский дачник, Славка, помочь грозился.

Избавиться от коровы Лёшка решил ещё летом, когда Пеструха загуляла. Быка в округе днём с огнём не сыщешь. Вот и прыгнула рогатая на хозяина. Вёл её с поля, цепью бренча, назад не оглядывался, чтобы не видеть её сумасшедших глаз. И вдруг будто кто кувалдой звезданул по черепу. Очнулся от коровьего трубного рёва. В позвоночник словно кто кол вставил. Еле поднялся. Крови не было, но головой не тряхнуть, отупел разом. Ни одной мысли в голове. И что делать, не знает. Хорошо, Славка подоспел, с трёхлитровой банкой в руках. К нему за молоком, значит.

– Ты чего, Лёха, в такой ступор впал? Что корову домой не гонишь?

Лёшка только рукой махнул.

– Зарежу к морозам стерву! Загуляла. На меня прыгнула. Запросто убить могла.

Славка заржал, тряся толстым брюхом.

– Радуйся, дурень! Мужика в тебе почувствовала. Зря что ль ты её столько лет за титьки дёргал!

– Тебе смешно! А я ведь сознание потерял. Может, позвонок какой выскочил…

– Иди ты! Тогда б на ноги не встал. Так, болевой шок. Отойдёшь!

И с тех пор стал Лёшка Пеструху бояться. То и дело назад оглядывался: что там в её рогатой голове зреет, поди знай! И без плётки не ходил. Только та замычит, он её плёткой «остужает». По деревне слух разнёсся. Соседи, кто у него молоко брали, чуть не в слёзы: «Не продавай, Лёха, корову! Больно у неё молоко вкусное!». Что правда – то правда. Молоко у пеструхи жирное, вкусное, что сливки. А сметана такая густая – ложка в банке стоит. Травили душу! Будто ему Пеструху не жаль! Материна любимица. Умирая, ему наказывала: «Ты только, сынок, Пеструху не продавай. Она и кормит, и поит, и прибыль даёт. Где ещё в деревне тысячу в день заработаешь?». Вот и соседи туда же. А сами-то чего скотину не держат? Ухода много? То-то и оно! Попробуй каждый Божий день с петухами вставать да обрядней заниматься. Зимой, конечно, на час позже подняться можно, но всё равно ни свет ни заря. Вот и путаешься целый день, как заведенный, за коровьим хвостом. Но противнее всего банки из-под молока мыть. Рука, что лапоть, в узкое горло не влезает. Никаких химических средств для мытья посуды не признавал. Мыл банки крутым кипятком в летней кухне. Все пальцы ошпаришь, покуда кипяток этот в банке бултыхаешь. Сепаратор мыть – опять ума дашь. А простоквашу в масло и творог переделывать?! И всё один. Молочное, конечно, он любил. С похмелья простоквашей брюхо набьёт – и разом протрезвеет. А на трезвую голову – молочко с булочкой свежей да медком намазанной – милое дело!

И всё же косить сено сей год не стал. Ну, её к ляпу, эту корову. Была бы семья – другое дело. А так: один, как бобыль. Была жена, да сплыла. Беременной из деревни уехала. Ни слуху, ни духу с тех пор. Лёху от всего женского рода «отвернуло». И город этот на кой чёрт сдался. Как люди в сутолоке такой живут? Приехал как-то к сестре младшей в Москву, чуть, было, не задохнулся в их каменном мешке. За ночь простыня от пота влажной стала. А на улицу выйдешь, того и смотри, как бы от чужих локтей увернуться. Попросил сестру Ирку очки купить. Она как лошадь заржала:

– Ты что, брат, совсем одичал в деревне своей? Не мне ведь, тебе очки подбирать надо.

Махнул рукой. Ну, и чёрт с ними, с очками этими. Телик смотреть очки не нужны. Газеты давно уж не читает. А что в них читать? Война словесная. Поди тут разберись: кто прав, кто виноват. Водку с политиками не пил. Чаи не гонял. И не до книг уже. За день так навкалываешься, что строчки перед глазами пляшут. А за пенсию расписаться – так подскажут, где закорючку поставить.