Пламя и ветер

— Ш-ш-ш! — сказала Мария и приложила палец к губам. — Он очень плох, но выздоровеет. Он еще встанет и возьмется за работу!

— Вот и хорошо! — прошептала Барушка. — Я так и думала, что люди врут. Слава богу!

Худая, изможденная, постаревшая Барушка расспросила еще о Петре и, услышав, что он скоро получит образование и поступит на хорошее место, улыбнулась.

— Ну, вот у меня и отлегло от сердца, — сказала она, прощаясь. — Верю, что ваш хозяин встанет. Жалко было бы такого хорошего человека.

Мария приветливо улыбалась, но, едва за Барушкой закрылась дверь, дала волю слезам. Горько и тихо плакала она. Перед глазами ее все стояла Барушка в черном вдовьем платке.

Глава двенадцатая

1

Вскоре после отъезда Марты к Луизе Франци Берку перевели в Ческе Будейовице, а Луиза, разумеется, с разрешения начальства, — этого добился, хоть и без особого энтузиазма, ее муж, — взяла мать и Елену к себе. Мебель они убрали на просторный чердак сторожки, а кое-что поставили в парадной комнате. Марта выйдет замуж, Елена выйдет замуж, зачем же мамаше оставаться одной в городе?

Жених Марты Станислав Лихновский предложил, чтобы после их свадьбы мамаша некоторое время пожила у новобрачных, так что Марте не придется скучать по ней.

Луиза Коваржикова взяла судьбу сестер и матери в свои крепкие работящие руки.

Еще до бала в Жирнице все было сговорено. Марта слегка всплакнула, но в общем была бодра, весела и шутлива, — словом, такая, какой ее знали прежде. Мать, Луиза и Елена только и толковали, что о приданом, а Марта проявляла к нему не больше интереса, чем к барашку во дворе или к собаке, с которой она бродила по лесным тропинкам. Она охотно играла с детьми Луизы.

Разговоров о свадьбе Марта избегала. А когда однажды Луиза, увидев, что Марта играет с ее младшим сыном, сказала сестре, что скоро у нее будет свой такой же, Марта нахмурилась, отошла от ребенка и, вскинув голову, выбежала из комнаты.

— Чего вы от меня еще хотите? — воскликнула она на пороге и хлопнула дверью.

— Ничего, еще поумнеешь! — бросила ей вслед Луиза.

Шепотом она сообщила матери, что хотела рассказать Лихновскому все о Марте, о ее загадочной попытке самоубийства, но тот только рукой махнул; мол, видно — неудачный роман? Молодой жених возревновал бы, сказал Луизе Лихновский, а мы с вами смотрим на эти вещи иначе, не так ли?

Бракосочетание Марты с Лихновским состоялось в Жирнице в семь часов утра; жених решил, что свадьба будет скромная, он пригласит самый узкий круг гостей, собственно, только родственников. Марта хотела приглаь Лиду Рандову, но Луиза ее отговорила.

— Не понравится ей то да другое, а потом пойдут сплетни по городу. Ты еще не знаешь, сестра, что самая лучшая подруга может за спиной говорить о тебе гадости. Женский язык не удержишь на привязи. Редкая женщина не любит позлословить, а сплетни всюду охотно подхватывают.

— Лида не такая! — возразила Марта. — Скорее это похоже на меня, я умею посплетничать.

— Так или иначе, моя милая, а теперь надо расстаться со всем прошлым и начать жизнь заново, уясни себе это. Если кто-нибудь мил твоему сердцу, забудь его, выбрось из памяти. Уж я-то знаю, что ты неспроста кидалась в воду. Но сейчас тебе, слава богу, повезло.

— Да? — отозвалась Марта, глядя на сестру отсутствующим взглядом, но тотчас спохватилась. — Ну да, я увижу Венецию, Рим, Неаполь...

Она вздохнула и задумалась.

На свадьбу приехали брат Лихновского, Войтех, с семьей, брат невесты, Ладислав, с женой Славкой, жеманной и застенчивой дамочкой. Он Слава, и она Слава, он Ладислав, она Ярослава — словно созданы друг для друга.

— Знали бы вы, какова она дома! — возражала Луиза тем, кому нравилась скромность и застенчивость Славки. — Рядом с ней я просто голубица!

— Ты преувеличиваешь, — отозвался муж Луизы на ее хвастовство. — Но я тобой доволен, и это главное.

— Только попробуй быть чем-нибудь недоволен, я тебе задам жару! — захохотала Луиза.

В последнее время у Коваржика прибавилось работы, он стал подолгу пропадать в лесу, чаще прежнего выпивал стаканчик-другой, и не только пива, от него попахивало и кое-чем покрепче, когда он в полночь возвращался домой.

— Не смей пить, Иозеф! — сдержанно выговаривала ему Луиза. — Мы с тобой хорошо живем, прилично, вино испортило бы нашу налаженную жизнь. Где вино — там и женщины, дурные женщины, распутные разлучницы, жалкие потаскушки, девки! Так и знай, если я что-нибудь узнаю, уйду от тебя!

И она плакала.

Иозеф просил у нее прощения, клялся и божился, что это в последний раз, но снова и снова попадал на проторенную скользкую дорожку.

Кроме родственников, на свадьбе был Франци Берка, собственно, тоже почти родственник, и эконом Милиткий; его жена помогала стряпать. А для услуг к гостям был приставлен пятнадцатилетний пастушок Тоник Волраб. Но от него оказалось мало толку, он все глядел, разинув рот, на невесту и не слышал, когда к нему обращались. Милиткая его изругала и отправила обратно в людскую, пока, не дай бог, не увидел хозяин и не выгнал его вовсе.