Пламя и ветер

Сватомир был зол на дразнивших его каменщиков, но отмалчивался и думал: «Ладно же, вы перестанете смеяться, когда я открою лавку и буду разъезжать в новехонькой бричке да пощелкивать кнутом. Бац-бац, словно из пистолета... Нет, нет, я не такой дурак, как вы думаете! Погодите, я еще всех вас перехитрю».

Он ссутулился, стиснул в карманах кулаки и, прохаживаясь по Страшинской улице, твердил про себя:

— Деньги! Достать бы деньги, хоть из-под земли! В них мое счастье и будущее. Будут деньги — и Кристинка станет моей, мы откроем молочную лавку... Эх, сколько денег у Ларина! Мне бы его капиталы!

Весь мир для Сватомира сосредоточился в образе мешка с деньгами, мешка, полного золотых и серебряных монет.

Сватомир ходил осунувшийся, с помутневшими глазами, по ночам ему снились деньги и румяное лицо Кристинки. Снилось, что он принес своей милой золотой и она рада этому, она даже ест золотые монеты и, набив ими рот, твердит: «Деньги важнее всего на свете! Ешь и ты, дурачок, ведь ты теперь мой».

Сватомир вставал с постели, где спал вместе с братьями и сестрами, и глядел в сторону виллы Ларина. Там бегает и орет на всех этот богатей. Денег у него куры не клюют!

Кристинка Лашкова носила молоко также и Фассати. Как-то она застала на кухне Клару.

— Небось скоро замуж, — сказала кухарка Амалия, тыча толстым белым пальцем в твердый живот Кристинки.

— После дождика в четверг, барышня, — отозвалась та, наливая молоко в крынку. — Лучше гляньте, с каким походом я наливаю.

— Ужо полакомится молодой Чешпиво, — продолжала Амалия. — Ты шустрая девушка, бес, да и только! Еще бы, на сливках вскормлена.

— Вы, Амалия, в молодости тоже были не промах, — отрезала Кристина и добавила сердито: — Я Свате сказала напрямик: пусть отец дает деньги на обзаведение, или ищи себе другую невесту. Я не так в него влюблена, как Марта Ержабкова в старика Лихновского, — хихикнула она. Она уже за ним замужем, слыхали? А ее мамаша и сестра переезжают в Старе Седло.

— Как не слыхать! — отозвалась Клара. — Мы тут с Амалией все знаем, о чем бы ни говорили в городе. Марту мне жалко, бессовестная у нее мать! Марте бы надо мужа лет на двадцать помоложе.

— Что ж, — вздохнула Кристина — По крайней мере, заживет барыней. Не то что я — только и знаю, что работаю как лошадь.

Она схватила бидон и с грохотом понеслась вниз по лестнице.

— У этой девки будут не дети, а драконята! — вздохнула Амалия. — Только уж не от Чешпивы. Куда он годится, даже детей толком не сумеет сделать.

— А старый Лихновский с Мартой? — засмеялась Клара.

— Тот и вовсе. Как говорит пословица: «Старый муж, а женка — мед, видит око, зуб неймет». Поживем — увидим.

Недотепа Сватомир едва зарабатывал на пропитание, но отец был рад, что сын все время у него на глазах. Сватя ухаживал за дочерью молочницы, они любили друг друга еще с детских лет, когда играли на песке, и старый Чешпиво не имел ничего против — пускай милуются. Кристина, правда, слишком уж бойка, но молочнице иначе нельзя. Это даже хорошо, что она такая напористая, по крайней мере расшевелит и Сватю. Кристина сама ездила с телегой по деревням и дворам, скупала молоко, а ее мать, старая вдова Лашкова, продавала его. Доход у них был невелик, потому что семья большая: что заработают, то и проедят.

Сватомиру отец даст сотню на покупку еще одного коня и телеги, и пусть парень ездит за молоком в другие деревни.

— На что мне такой недотепа! — кричала Кристина. — Чтобы сел мне на шею?! — И она делала выразительный жест.

— Ну, ну, — утихомиривал ее Чешпиво. — Он привыкнет, вот увидишь. Сердце у него доброе, а это самое главное.

— Черта лысого мне в добром сердце, коли его каждый обведет вокруг пальца! Байбак неповоротливый! Вы-то рады от него избавиться!

Под влиянием Кристины Сватомир немного оживился и даже начал копить деньги. Но тут как раз Ларин уволил его со стройки. Не помогли унижения и мольбы отца. Сватомир затаил лютую злобу на Ларина.

— Ладно, — сказала Кристина, — попробую с тобой и без денег. Но если не будешь стараться, полетишь у меня кувырком.

И Чешпиво-младший лез из кожи вон.

Братья Рейголовы, встречая подводу, на которой теперь Сватомир ездил вместо Кристины, посмеивались над ним и отпускали похабные остроты.

— Хватит с меня, сыта я тобой по горло! — взъярилась Кристина недели через три. — Никуда завтра не поедешь! Все равно я сижу без дела. Так нам всем пе прокормиться. Кабы твой батя дал тебе денег, мы бы открыли лавку. Тогда можно было бы жить!

— Нехорошо мешать счастью людей, — сказала Трезалова, встретив на улице старого Чешпиву. — Почему вы не дадите своему сыну сотню-другую? Вся улица говорит об этом.

— Если она его любит, выйдет за него и без денег. У меня лишних нет. Только-только хватает на семью.

— Ну и упрямый народ в нашем городе. И почему только все раньковские такие твердолобые? — воскликнула Трезалова, а Чешпиво ответил:

— От нашей скотской жизни, сударыня.

И пошел дальше.