Пламя и ветер

Мать умерла давно и покоилась на кладбище св. Николая, в пышном склепе Фассати. Клара тогда только еще пошла в школу, она была маминой любимицей. После смерти матери за воспитание дочки взялся отец, и не было более балованного ребенка, чем Клара. Еще и сейчас, когда ей уже двадцать два, папаше хотелось бы сажать ее на колени, для него она все еще была девчушкой, ангелочком.

— Доченька, Кларинка, вставай! — Папаша долго ходил у ее двери, наконец решился постучать. — Вставай, приходи в кухню, пора!

Из окна комнаты виднелись Позовские леса. За низкими крышами раньковских домиков, за зелеными полями они тянулись синей полосой, похожей на пролитые чернила.

Клара отошла от окна, вздохнула, потом умылась, и ей стало весело. Вспомнился землемер Схованек, его светлые глаза, вчерашний веселый вечер. Но все это куда-то отодвинулось и забылось.

Клара вышла, тихий коридор поглотил ее шаги, деревянная лестница заскрипела.

Девушка закурила сигарету.

На площади было безлюдно, исчез Гольдман, заманив к себе в лавку какого-то покупателя.

Окна всех домов были открыты, из них, подобно легкому дымку, струились голоса.

Вот опять послышались крики школьников, в суд побежал адвокат, прошел в управу стражник. Дурачок Альма, волоча за собой вилы, важно прошествовал к воротам Фассати.

— Вам навоз надо убрать? — хрипло спросил он у Виктора, который возился с бочками в подворотне.

— Прочь с дороги, дурень, не то ноги отдавлю! — со смехом закричал тот и пихнул бочонок прямо на Альму, бедняга едва успел отскочить в сторону.

Впрочем, Альма привык к такому обращению.

— Ну так что, сударь?

— Что — что́?!

Они стояли друг против друга и смеялись, все громче, и веселее, Альма почти визжал и весь трясся. Тут он получил подзатыльник и очутился во дворе.

Виктора бог силой не обидел, что правда — то правда!

Клара засмеялась и снова подошла к окну.

Через площадь тарахтела деревенская телега, на углу стоял шпиц окружного начальника и противно, назойливо лаял.

Ничего интересного!

Клара отошла от окна и подумала о Петре. Чего только не говорят о нем! И все-таки он ей не безразличен. У него выразительное лицо, упрямый лоб... Жизнь его омрачена бедностью.

Стрелки стенных часов показывали начало первого. Кухарка Амалия взглянула на них и сказала:

— В костеле уже должны бы звонить полдень, видно, причетник опять пьян. Жене мученье с ним, вечно его стереги, а он все равно удерет из дому и налижется. Хорош причетник!

Только она произнесла эти слова, как в костеле ударил колокол. Сперва раздалось несколько ударов вразнобой, потом благовест разлился серебряной волной, прославляя ясный, погожий день и господа бога, который во веки веков бодрствует над нашей юдолью слез.

2

Среди гуляющих на бульваре появился землемер Арношт Схованек. Он задержался на обмере участка близ Быстршички, опоздал на поезд, пришлось добираться пешком. Он спешил к Кларе. Из головы у него не выходил вчерашний вечер, целый день ее лицо стояло у него перед глазами, улыбалось ему из оврага, отвлекало, сбивало с расчетов. С пылкостью влюбленного землемер сжал Кларе руку, но она и бровью не повела, словно вчера между ними ничего не было. Клара держалась церемонно, холодно, ее руки уже не принадлежали Арношту, глаза под широкополой шляпкой блестели не для него.

Схованек что-то пробормотал, пытался острить.

Клара уделяла ему даже меньше внимания, чем носатому Пухольду, этому уроду с оттопыренной нижней губой. Землемер ушел, обиженный и разочарованный, сославшись на срочную работу.

Раздосадованный вошел он в трактир «У белого льва» и стал пить пиво стакан за стаканом, чуть не плача от обиды. Потом погрозил тростью в сторону площади и побрел переулками к себе домой, на Карлов. Войдя, он зажег свет. Диван еще благоухал Кларой. Вчера она сидела здесь, а он стоял на коленях у ее ног. Казалось, никогда он так легко не выигрывал любовную битву, и вот, поди-ка, сегодня Клара совсем иная. Схованек положил голову на стол, ему хотелось плакать. В окно постучали. Он вскочил, узнал знакомую фигуру, открыл форточку.

— Пан землемер!

— Отстань, Рейгола! — крикнул Схованек. — Я хочу спать.

— Восемнадцатилетняя, пан землемер! — прошептала фигура за окном. — Только что приехала. Брюнетка.

— Она тут, с тобой? — осведомился Схованек, высовываясь из окна. Настроение у него сразу улучшилось.

— У Святого источника, — был ответ.

— Ладно, — сказал землемер. — Тебе назло! — погрозил он в сторону площади и вышел на улицу.