Пламя и ветер

Пухольд скрывал болезнь и не лечился. Он ходил как пришибленный, в глазах его появилось мученическое выражение человека, пожертвовавшего собой ради общего блага. Он стонал во сне, просыпался еще до петухов, ему мерещилась темная женская фигура, вспоминалось, как он хотел поцеловать ее в губы, но она ощетинилась, оттолкнула его:

— Нечего, без глупостей, мне недосуг.

Она продавала только то, что была вынуждена продавать.

3

Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Но не следовало принимать всерьез все, что выкрикивал на улице хмельной Альма, держась за угол Кошикаржова дома, чтоб не упасть. Стражник Лесина дал ему по зубам и отвел в кутузку, остался только винный смрад на бульваре, уже пробуждавшемся к вечерней жизни.

Выяснилось, что Альму напоил Виктор Фассати.

Об этом рассказывала возмущенная Амалия.

Раньков всегда был полон слухов. Они разлетались с быстротой почтовых голубей и пока достигали окраины, умножались несчетно. Эта участь постигала и сплетни и правдивые вести.

В распивочной Фассати сидел только его младший сын Рудольф. Он принес Петру стакан белого вина и ушел.

Выйдя из своей комнаты, чтобы, по обыкновению, отправиться на вечернюю прогулку, Клара прошла через распивочную, и первый, кого она увидела, был Петр.

— Молодой человек, — улыбнулась она, — будьте любезны, дайте даме прикурить.

Петр был на голову выше ее ростом и, когда она взглянула на него снизу вверх, ей показалось, что он иронически улыбается.

— Я все знаю о вас, не думайте! — сказала она. — Всю подноготную.

— У нас о каждом знают всю подноготную. Иногда это довольно противно.

— Верно. Но что делать?

— Ничего. Продолжать в том же духе.

Появился Рудольф и шепнул Кларе:

— Не ходи никуда. Этот дурак опять осрамил нас.

— Который? — спросила Клара, думая, что речь идет о старшем брате Викторе.

— Альма. Виктор его споил, и он на всю улицу орал о нас всякие гадости. Даже про Амалию. Тьфу, этакий срам! И хоть бы крупица правды!

— Тогда я непременно пойду на прогулку, — объявила Клара почти с восторгом. — От этого я стану только привлекательнее.

Она вынула из сумочки зеркальце и стерла с лица лишнюю пудру.

— Да, я стану только привлекательнее, — щебетала она, поднимая красивые брови. — Альма — бесстыдник, но лишь настолько, насколько этого хотят раньковчане. — Она прищурила свои умные глаза. — Это один из тех убогих, которые ничего умышленно не преувеличат, потому что они бедны духом, согласись, что нельзя их принимать всерьез, и не стоит на них злиться.

Брат уже не возражал, но все еще хмурился и был раздражен до предела.

— Правда, что Альма потомок какого-то графа? — помолчав, спросила Клара.

— А разве незаметно? Как ты можешь сомневаться! Кстати, тебе это так же хорошо известно, как всему городу.

— Ну, до свиданья, — сказала Клара и повернулась к Петру. — Не хотите ли пройтись со мной?

Петр смутился, встал и что-то промямлил. Клара улыбнулась, видя его смущение.

— Ладно, сидите, погуляем в другой раз, — сказала она и выплыла на площадь, оставив после себя густой запах духов «Фиалка».

Вечерняя прогулка на бульваре отнюдь не была, как хотелось бы раньковчанам, отражением спокойной, словно отмеренной на аптечных весах, умиротворенной и богобоязненной жизни города. Нет, потому что аптекарша стремилась затмить жену окружного начальника — львицу раньковского «света», — а дочери богатого колбасника Шейноги не терпелось перещеголять помещичью дочку Вилемину Урбанову. Соперницы дефилировали по бульвару, здороваясь с притворной учтивостью и изображая взаимное восхищение, но, пройдя, ехидно улыбались и втихомолку отпускали колкости. Докторша Кейржова соперничала с учительшей Цукраржовой и с лесничихой Брадачовой. Пани Лихтова, дражайшая половина торговца зерном и водкой, соперничала с пани Кошаковой, а та, в свою очередь, с пани Гольдшмидовой. Они то и дело побивали друг друга в этой игре каким-нибудь козырем, словно картежники, которые кроют девятку десяткой и короля тузом.

Была своеобразная прелесть в этом вечернем состязании туалетов. Громадные широченные шляпки, молодость и красота (зачастую уже в засушенном виде). Аптекарше, например, уже явно не по возрасту была девическая игривость, которой ей все еще хотелось очаровывать поклонников. А поклонники отлично знали, как честят ее служанки, которых она, рачительная и искушенная хозяйка дома, держала, как и своего супруга, в ежовых рукавицах. И пани Лихтова понапрасну важничала: от этого ее кривые зубы не становились ровнее, а супруг — более верным.

В маленьком городке грязное белье стирают на виду у соседей. Раньковчанки знали достоинства и недостатки друг друга, чужие достоинства они старались не замечать, а физические недостатки охотно преувеличивали. Каждый знал, что у кого на душе. Но на вечерней прогулке все прикидывались, позировали не только перед людьми, но и сами перед собой.

Женщины любят игру. Пусть же будет игра, все равно какая!