Пламя и ветер

— Да, да, какую-нибудь нравоучительную прозу, рассказики для детей.

Вошел лесник, отец Франтишека. Петр встал, чтобы поздороваться.

— Вот это неожиданность! — воскликнул старый Гарс, обрадовавшись Петру, как родному, и крепко пожал ему руку. — Жаль, но мне придется отлучиться. В Роклице кто-то поставил капкан, черт бы его драл! — Он был сердит, но улыбался обоим юношам. — А вы снова сцепились?

— С Хлумом-то? Почти что так, — отозвался сын, уже перестав сердиться на Петра.

— Ну, вот еще! — махнул рукой отец. — Милые бранятся... Нет, я спросил — не было ли ссор дома?

— Дома я веду себя примерно. Матери не перечу, а сам остаюсь при своем мнении. Надеюсь, еще немного выдержу, — отозвался Франтишек.

Лесник окутался табачным дымом и замолчал, потом, допив свой стакан, поспешно ушел.

— Писал тебе Скала из Лома? — спросил Петра Гарс.

— А раньше ты не догадался спросить, эх, ты, лесной отшельник! — отозвался тот. — Конечно, писал.

Франтишек стукнул по столу и воскликнул:

— Лентяй чертов, мне не прислал ни строчки. Вот погоди, встретимся в Праге, я ему задам. А Гурка, говорят, совсем нос задрал. Да, он честолюбив, быть ему университетским профессором.

— Он прав. Кто умеет себя показать, далеко пойдет.

За соседним столом портной из Тршемшина обнимал ветровского мясника.

— Я король Вацлав! — гоготал портной.

— А я король Ян! — вопил мясник.

— Ваша королевская милость, мы с тобой родня!

— Ты — мой внук, король Вацлав. Выльем-ка еще по одной!

— Ха-ха-ха-ха, налижемся по-королевски.

Трактирщик уселся на свободный стол у дверей и, куря трубку на длинном чубуке, молча созерцал «королевскую» забаву. Он был там на страже, чтобы вовремя прекратить слишком бурные сцены; жена тем временем отпускала напитки за прилавком и даже настоящим королям точнехонько подсчитала бы выпитое.

Гарс-старший вернулся позже, чем рассчитывал. Он застиг в лесу цыган, поссорился с ними, но костер не затоптал и изругал их больше с досады, что из-за них пришлось оторваться от выпивки.

Лесник любил посидеть с сыном в трактире. Там они понимали друг друга лучше, чем дома, где больше молчали. Дома нужда душила, как душит все крапива на пустыре. Нужда каждую минуту напоминала о себе, едва они открывали глаза. Кроме того, молодая мачеха была враждебна к пасынку, так похожему на отца: те же губы, тот же нос, те же быстрые беспокойные жесты, — живое воплощение юности лесника.

— А твоя мать здорова? Я забыл спросить, — сказал Франтишек.

— Спасибо, здорова, — смущенно уклонился от расспросов Хлум.

— У нас тоже все здоровы, — осклабившись, вставил Гарс-старший. — Чем нас больше, тем мы сильнее. Как сорняки.

— Уж не ожидаете ли прибавления? — насторожился сын.

Отец лишь пожал плечами и насупился. Воцарилось напряженное молчание.

— Ну, что там было с капканом? — спросил Петр, чтобы прервать тягостную паузу, но лесник не ответил.

— Бить вас некому! — вдруг взорвался Франтишек. — Доведете вы нас всех до сумы, черт подери!

Лесник сжался еще больше, пробормотал что-то и сплюнул под стол.

— Было б у нас хоть свое хозяйство, а то ведь такая голь! Сестра служит, посылает деньги, а я...

— Замолчи, а то получишь по зубам! — ощетинился лесник.

Петру стало не по себе. Не затем он пришел, чтобы слушать семейные пререкания.

За это время в трактир зашли два-три гостя. Потом ввалилась компания каменщиков и плотников, и в тихом помещении сразу стало шумно.

— Двухлитровую кружку сюда! — воскликнул «король Вацлав». — По кругу ее, и будем петь, ребята!

— Что одну — давай две, — закричал «король Ян». — Он внук, а я дед, куда ему за мной! Пропью свою святовацлавскую корону!

— Коли так, то и я ставлю две! — «Король Вацлав» бухнул кулаком по столу.

— Ты две, так я четыре! Заруби себе на носу, что чешский король Ян с поля битвы не отступает!

— А откуда у тебя столько денег, король Ян? — добродушно осведомился трактирщик.

— От моих подданных, дурень, от волов и коров, голова!

— Эти короли только о том и думают, как бы водить народ за нос да выжимать из него последние гроши, — вставил лесник. — Налоги, знай плати им налоги!

— Дураки будут платить, пока не поумнеют, — повернулся к нему «король Ян». Его мясистый красный затылок лоснился в свете керосиновой лампы, напоминая лакированный ошейник. Ткнув жирным пальцем в спину «короля Вацлава», он заорал:

— Приглядывайте за моим внуком! С виду он тихонький, а в душе злодей, говорю вам! Кто, как не он, велел запихнуть в мешок и утопить в Влтаве святого Яна Непомуцкого?

— Пейте, ребята, — распоряжался «Вацлав». — Пейте, пока не очумеете так, чтоб вас дома жены не узнали!

Никого не пришлось уговаривать.

— И пойте! — закричал «король Ян». — Разве в трактире можно без песен!

Он затянул, а другие подхватили:

Как женилось мот-товило,
выбирало в жены в-вилы...

— Что ж это мы сидим, будто к месту приросли? — «Король Ян» вдруг вскочил как ужаленный. — Вацлав, недотепа, выходи-ка на середку, красавчик, спляшем, покажем им, как надо веселиться, пускай глаза вылупят! А ну давай, ходи веселей, королишка! А ну, вприсядку!