Пламя и ветер

Портной почтительно поднял взгляд на портрет Карла Маркса, и ему показалось, что на бородатом лице вождя социалистов мелькнула ласковая, одобрительная улыбка.

Вбежал сосед Грушка, приказчик лавочника Соботки. Он просил заступничества: его сынишку ни за что и про что избил мясник Велеба, у которого мальчик служил в учениках.

— Помогите мне, пусть Велебу оштрафуют! Я вступлю к вам в партию. Мальчонку я от него взял, доучится у другого хозяина.

Жизнь и работа Роудного создали ему авторитет у простых людей, и он знал об этом. К нему обращались обиженные, и он давал советы, отстаивал справедливость и отклонял всякие проявления признательности: помог не он, а великая сила — партия, чью волю он выполняет.

— Я передам товарищам вашу благодарность, — говаривал он.

Люди приходили к портному со своими горестями, — как приходят с болезнями к доктору. Роудный жил бедно и скромно, как подобает праведнику, глашатаю новой веры и надежды для беднейших.

— Вот обоснуемся прочно в городах, тогда отправимся в сельскую глушь. Какая там темнота и невежество, товарищи! Но мы покончим с ней!

Роудный не был одарен красноречием, говорил он коротко, деловито, но его суховатый голос убеждал:

— Наша сила в единении. Объединимся же, товарищи! Трудовой люд — главная сила на свете. Объединимся и преобразуем мир!

Постель Роудного была тверда, как солдатская койка, белье на ней менялось редко. Поздно ночью валился он на эту постель и зачастую долго еще лежал с открытыми глазами, мечтая о грядущем, лучшем мире, за который он борется. Сияющие видения этого мира ослепляли портного, и сердце его взволнованно билось.

Не будет ни богатых, ни бедных, не будет горя и печалей, сердца счастливого человечества преисполнятся радостью. Гордый своим совершенством человек встанет над миром, как над цветущим садом, человек сильный и чистый душой, властитель земли и машин, которые будут работать за него.

В эти часы мечтаний, в тишине, окутавшей дом, Роудный верил, что и он не умрет весь, он будет как-то существовать и радоваться вместе с будущими счастливцами.

— Почему ты не женишься, товарищ Антонин? — спрашивали многие и подтрунивали над его холостяцкой жизнью.

Антонин отмахивался, а когда кто-нибудь отпускал грубоватую шуточку о женщинах, он краснел, как юноша. Люди знали эту его слабую сторону и нарочно поддразнивали его.

Нередко у Роудного не хватало денег на обед, и он довольствовался суррогатным кофе с хлебом.

3

Роудный был в плохом настроении. Сложив руки за спиной, он ходил по своей мастерской — три шага туда, три шага обратно. Несколько дней назад он был на собрании социал-демократов в Лишнице. Там собрались полубезработные и сельские бедняки, двое железнодорожников, человек двадцать из поместий — каменотесы, портные, конюхи, скотники. Роудный рассказывал им о тяготах нынешнего времени, о подлой внешней политике Австро-Венгрии, которая провоцирует южных славян, фабрикует процессы против хорватов и грозит войной Сербии.

В трактир, где проходило собрание, ворвались батраки со своими хозяевами, все с дубинками в руках. Они затеяли грубую ссору, сорвали беседу.

В конце концов участники собрания во главе с Роудным ушли, чтобы избежать драки.

— Мы еще вернемся, и вы не сможете помешать нам, — заявил Роудный. — Социал-демократия победит в деревне, не только в городе! Наша партия не отдаст сельский пролетариат партии аграрников. И вы, батраки, будете жить, как люди, а не как скотина!

Озлобленные батраки махали палками и смеялись:

— Только сунься еще раз, паскуда, социалист, живым не уйдешь!

Моросило, Роудный на обратном пути промок и простудился. Сейчас он пил отвар ромашки, а Петр сидел на диване и просматривал «Право лиду».

— Ничего интересного, — сказал он, откладывая газету.

— А чего тебе надо, сенсаций? Это ты ищи в других газетах, — сердито отозвался Роудный.

— Да нет, товарищ Антонин. Но рабочая печать могла бы помещать больше материалов о культуре. Наша интеллигенция...

Портной сделал нетерпеливый жест.

— Наша интеллигенция, наше студенчество! Ты можешь говорить только о себе. Наша интеллигенция, чтоб ей пусто было!.. А что касается тебя, ты только болтаешься без дела да критикуешь то одно, то другое, нет чтобы взяться за работу!

— Что мне делать, какой работы вы от меня хотите? Я расширяю свой кругозор, пытаюсь писать.

— Писательством у нас не прокормишься.

— Я хочу стать журналистом, — нерешительно заявил Петр.

— В наши газеты принимают только тех, кто уже поработал с людьми, и это правильно. Как, по-твоему, надо оценивать людей? По труду, и только по труду! — резюмировал Роудный, потом спросил: — А ты знаешь, что с Вондрушкой?

— Я не видел его уже месяц.