Пламя и ветер

— Зима уже на носу. А русским это на руку — зима, снег, морозы. — Фассати даже сплюнул. — Нечего сказать, хорошие у нас виды на будущее.

— Да, паршивые, — согласился Трезал. — Да и какими им еще быть в нашей обожаемой Австрии!

Чешпиво сощурился.

«Как это я сам не додумался? — размышлял он. — Почему другие соображают, а я нет? Не дурак же я, в самом деле!»

7

Хлум разоряется, у Хлума плохи дела!

Это уже не новость.

Теперь больше говорили о Лихновском, помещике из Старого Седла: он упал с лошади и сильно разбился. Говорят, лежит при смерти. Человеку под семьдесят, а покрепче любого пятидесятилетнего, до сих пор держится прямо, как струна. Кутить может по трое суток, вздремнет только так, вполглаза. А сколько у него перебывало молодух из поместья, кто этого не знает! Уже который год Лихновский вдовствует, а на самом деле дня не прожил один.

Переселяясь в именье, он взял с собой туда три семьи — Долину, Корейта и Быдлака. Знаем, знаем, почему именно этих! Всем известно, да он и не таился. Он в таких делах человек прямой, откровенный, не то что старая лиса Голман. Да и зачем скрывать, ежели сами мужья с этим смирились? Другое дело — охотно или неохотно они на это пошли, но нам-то, собственно, не все ли равно?

Что теперь будет с именьем?

Многие ломали себе над этим голову и строили разные догадки. И зря, потому что произошло то, чего никто не ожидал: сын Лихновского Станислав, лейтенант, вернулся из Галиции, вышел в отставку и взял именье в свои руки еще даже до смерти отца.

Старе Седло было довольно далеко от Ранькова, так что раньковчанам трудно было знать, что там творится. Зато раз в месяц, на базарах, они, беседуя в трактирах, узнавали все, что их интересовало, в том числе и о Лихновских.

Молодой Станислав Лихновский после смерти отца выплатил младшему брату Войтеху его долю деньгами, которые накопил отец. Войтех был управляющим в епископской экономии Храстице, часах в трех езды от Старого Седла. Он женился на Жофии Пирковой, дочери богатого мельника в Скалине, и у них уже было двое детей.

Отец Жофии явно рассчитывал на то, что Станислав останется на военной службе, а поместье перейдет к Войтеху и тем самым впоследствии к его, Пирека, внукам. Он был крайне разочарован новым оборотом дела, и еще больше его дочь, Жофия Лихновская, которой уже грезилась жизнь помещицы. Вот в престольный праздник она с супругом и разряженными детишками едет в Нетворжице в костел — в экипаже, а на козлах кучер в галунах!

Жофия вздыхала и всем жаловалась на неудачную судьбу. С юных лет ей не везет!

Войтех сердился на ее хныканье:

— Разве это не по праву? Обидел нас брат чем-нибудь? Ведь он старший, и я рад, что он ушел в отставку. Какая радость быть офицером? Что у них за жизнь без домашнего очага? Знай зевай на плацу от скуки да шляйся по борделям. Теперь он женится, пойдут дети. Это правильно, я его одобряю. И чтобы ты больше не пикнула! Радуйся, что здорова, дети наши здоровы и живется нам не худо.

Станислав Лихновский недолго пробыл в именье. Он уехал в Вену и через несколько дней вернулся оттуда с женой, вроде хорваткой. Говорила она как-то не по-нашему, но с дворовыми людьми все-таки могла объясниться. Годами была постарше Станислава, но какая красавица! Куда за ней всем нашим чешкам.

Станислав проехал с ней в экипаже по Ранькову, явно лишь затем, чтобы покрасоваться. Они пообедали в гостинице и отправились осматривать эрцгерцогский замок. К концу дня, вернувшись в город, они зашли в распивочную Фассати, но ненадолго: поели сосисок, выпили вина и опять уселись в экипаж, — пора, мол, домой.

Женат он уже на этой хорватской красотке или только собирается? Неужто женится? Или привез ее просто так, на время?

В трактире только об этом и толковали.

Лихновский со своей хорваткой на обратном пути к дому так гнал лошадей, что на площади чуть не задавил темноволосую девчушку, которая вырвалась из рук матери и побежала прямо к экипажу. Хорошо еще, что молодой барин вовремя своротил в сторону.

Девочка была Марта Ержабкова. Смертельно перепуганная мать погрозила кулаком вслед экипажу.

— Да кто же это такой? Граф, что ли, что так носится по городу?

Услыхав, что в экипаже сидел помещик Лихновский, вдова принялась всячески честить его, обзывая выскочкой и нахалом. Подумайте — разъезжает тут с распутницей, никого не стесняется!

Месяца через два хорватка уехала из Старого Седла. Станислав сам отвез ее в Табор, на вокзал, к венскому экспрессу, и очень учтиво — так люди рассказывали — распрощался с любовницей. Как настоящий граф с какой-нибудь принцессой: руки ей целовал, чуть не стал на одно колено.

— До встречи в Вене, дорогая! — воскликнул он на глазах всех пассажиров. — До свиданья, незабвенная!

Вскоре после этого Голман стал сватать невесту для новоиспеченного помещика.

Надо сказать, что за кулисами этого сватовства стоял профессиональный картежник Бейловец. Он знал — кому же знать, как не ему! — подходящую невесту в Незбышах, мадемуазель Сидонию, дочь богача и скряги Граза. Ох и приданое у нее, сколько нарядов, а главное — деньги, деньги!