Пламя и ветер

Членов габсбургского рода обычно погребали в трех местах: тело — в капуцинском мавзолее, сердце — в гробнице ордена августинцев и внутренности в соборе св. Стефана. Но тело Елизаветы, согласно ее завещанию, было погребено нетронутым — у капуцинов.

На погребении Пухерного были и пекарь Хлум с женой. По пути с кладбища он еще раз выразил вдове соболезнование.

— Мне с вас причитаются большие деньги, — отозвалась та, вдруг перестав плакать. — Они мне теперь очень понадобятся. Такие, понимаете ли, ужасные расходы. Мой бедный муж, упокой господь его душу, был добрая душа, давал людям в долг, а самому потом приходилось занимать. Кредиторы уже накинулись на меня, как осы, пан Хлум.

— Да ведь я заплатил ему все до гроша! Я как раз собирался зайти к вам за распиской, только ждал, пока вам станет полегче. Весь свой долг покойному я выплатил, деньги, что были при нем, это как раз от меня. — Хлум старался говорить тише, чужим ушам незачем слышать, что он был в долгу, ведь долг — не павлиний хвост, он никого не красит.

— Какие деньги? — быстро спросила вдова, откинув с лица траурную вуаль. — О каких деньгах вы говорите, пан Хлум? При нем не было никаких денег, только мелочь.

— А шестьсот крон? Куда же они могли деться?

Вместо ответа вдова застонала, пошатнулась и, наверное, упала бы наземь, не подхвати ее под руку сын Фердинанд, названный так в честь папаши.

Среди расходившихся участников похорон возникло оживление. Они обернулись и замедлили шаг, особенно члены пожарной команды и кружка «Рождественская рыба».

Что такое? Долг? Шесть сотен? И деньги исчезли? А кто сказал?

Поглядите-ка, какой ужасный вид у Пухерной, как бы и она не отдала богу душу!

А Хлум-то! Сколько бишь тысяч? Ого-го, какие деньги!

Хлум, красный от стыда, готов был провалиться сквозь землю.

— Ах, ах, ах! — стонала вдова на груди своего бледного сына.

Трезал, Грдличка и почтальон Птачек поспешили прекратить эту сцену, они окружили Пухерную и Хлума.

Затем Голман и Фассати взяли под руку убитую горем вдову и ее сердито нахмурившегося сына и повели их к коляске Голмана. Вдова уселась, приподняв черную юбку, и прикрыла рукой покрасневшие заплаканные глаза.

Еще звонили колокола, а оркестр Турека уже неистовствовал где-то на площади.

Коляска Голмана быстро перегнала Хлумовых и остановилась перед домом покойного еще раньше, чем катафалк императрицы добрался до венского собора капуцинов.

Был уже вечер, когда участники похорон императрицы направились обратно в габсбургскую резиденцию, а бургомистр Вены, сняв с себя великолепную цепь, задумался, как ему и полагалось по должности, о том, что близится пятидесятилетие со дня вступления на престол его величества Франца-Иосифа I и что верноподданнические чувства народов Австрии необходимо проявить на пышных торжествах по этому поводу. Как только при дворе кончится траур, надо будет заняться подготовкой к венской выставке, посвященной благотворной деятельности его императорского величества.

Полвека! Чего только не произошло за это долгое время, сколько разразилось бурь, сколько вспыхнуло войн, сколько было кровавых переворотов в мире, сколько всяких покушений совершено с того дня, когда в 1848 году восемнадцатилетний Франц-Иосиф вступил на трон и обуздал народ, жаждавший свободы! В этом же 1848 году впервые узрел свет и ныне покойный Фердинанд Пухерный. Всего-то в 1848 году он родился, и вот уже почил на раньковском кладбище.

Когда же последует за ним в лучший мир император Франц-Иосиф?

Согласно записям собственной его величества канцелярии, императорский катафалк уже доставил к месту вечного упокоения трех императоров и шесть императриц, считая Елизавету.

А сколько покойников свез на кладбище раньковский катафалк? Этого никто не считал. Да и к чему?

После похорон кони Голмана везли этот катафалк к владельцу похоронного бюро и, встретив в малолюдной улочке старьевщика Банича, — испугались этого чучела и его тощих псов, заартачились и понесли так, что чуть не оборвали упряжь и не перевернули катафалк.

— А ежели б эти чертовы клячи увидели старьевщика во время похорон, пиши пропало! — разглагольствовал подмастерье мясника Велебы, который был очевидцем этого случая. — Наверняка вывалили бы гроб вместе с покойничком! Родственники от этого небось ошалели бы!

4

Так и не нашлись деньги, которые Хлум заплатил Пухерному! Шестисот крон как не бывало! Пропали, словно и не были заплачены, а все потому, что Хлум вовремя не взял расписки.

Что вы, разве могло статься, чтобы Пухерный не дал расписки?

Ведь в его книгах значился долг за муку, стало быть, этот долг не погашен. Яснее ясного!

Но пекарь Хлум упорно стоял на своем. Он, мол, исправно погасил долги платить такую сумму дважды не намерен! Эти деньги кто-то просто-напросто украл у покойного.

Кто же это мог быть, люди добрые? Покойного-то несли трое. Потом с ним возились еще и другие. Одно ясно: покойник ни на минуту не оставался один. Как только он упал, к нему подбежали шорник Карел Режный, сапожник Трезал и возчик Розгода.