Пламя и ветер

— В чем дело? — недовольно спросил Плодек.

— Я забыл поблагодарить вас, пан учитель, за то, что вы научили меня, как вести себя в классе, — нараспев заговорил Гарс, покачиваясь из стороны в сторону. — Теперь я буду знать, что ученик не должен говорить учителям то, что он думает.

Плодек, который еще недавно был младшим учителем, такой же бородатый, как Гарс, но ростом ниже его на голову, с минуту смотрел на ученика в изумлении, потом закричал:

— Наглый мальчишка! Я вас отучу паясничать! Снижаю вам за это балл на двойку!

И дрожащей рукой раскрыл классный журнал.

Широкоплечий бородатый верзила Гарс поднял руку, а когда Плодек сделал вид, что не замечает, обратился к нему:

— Разрешите, пан учитель...

— Я вас не вызывал, прекратите! Хотите, чтобы я поставил вам двойку еще и по поведению? Не мешайте другим, опустите руку, я запрещаю!

Гарс встал, весь посиневший.

— Разрешите выйти, пан учитель.

— Что-о? Вы симулируете!

Гарс сделал несколько шагов по проходу между партами.

— Немедленно сядьте, безобразник, иначе я отправлю вас в карцер.

Но непослушный ученик едва успел ухватиться за переднюю парту и выхватить из кармана платок — его стошнило.

Учитель подбежал, смущенно бормоча что-то; Гарс разом выпрямился, скомкал платок и вернулся на место, бледный как мел.

— Вы... можете выйти... если вам дурно, — испуганно произнес учитель. — Наверное, вы съели что-нибудь несвежее?

Гарс не шевелился и не отвечал.

— Так что же, Гартман... или как ваша фамилия? Гарс? — почти приветливым тоном обратился к нему учитель.

— Если позволите сказать, пан учитель, — так я сегодня ничего не ел.

— Почему же вы не завтракали?

— Потому что... потому что... А впрочем, ученик не должен разговаривать в классе, — обиженно возразил Гарс.

Плодек нервничал, не зная, как поступить, и большими шагами ходил по классу. Наконец, успокоившись, он вызвал Гурку. И вдруг чудодейственно изменился: не только не старался, как обычно, срезать его, но даже подсказывал.

— Почему ты не сказал Плодеку, что мачеха запирает от тебя кладовку с едой и что тебе два с половиной часа ходьбы до дома? — спрашивали Гарса на перемене товарищи.

— Кому какое дело, как нам живется и что мы едим, — язвительно отозвался Петр вместо Гарса. — Кого трогает то, что Франта живет далеко и что у него молодая мачеха? Если они чем-нибудь и заинтересуются, так разве тем, что эта мачеха моложе самого Франты. Правильно он сделал, что игнорировал Плодека. Учителям наша жизнь глубоко безразлична. А если им расскажешь о своих невзгодах, у них всегда один ответ: бросьте ученье, мы вас сюда не зазывали. Можно подумать, что мы зазывали их!

4

Петр и Франтишек Гарс сдружились после того, как Гарс, ничего не скрывая, рассказал ему о своей жизни. Отец Франтишека, овдовев, остался с четырьмя детьми руках, две старшие дочери, едва им исполнилось четырнадцать лет, ушли из дому и стали работать, младшего, Франтишека, удалось с помощью священника устроить в духовную семинарию с интернатом. Юноше предстояла спокойная и обеспеченная жизнь. И вдруг, в восьмом классе, он сбежал из семинарии. Он не хочет быть священником, не хочет быть лжецом и обманщиком. Он не уважает более католическую церковь, она проникнута фальшью и обманом. Большинство католических священников, да, несомненно, и лютеранских и всех других, сами не верят в свои догматы — в то, что триединый бог незрим и непостижим, что священник вправе отпускать грехи, превращать хлеб и вино в тело и кровь Христову, венчать людей, крестить их и последним помазанием напутствовать отходящего в райские пределы. (не в ад!). Видя, как привычно, профессионально отбывают они богослужение, как вообще живут, Франтишек пришел к выводу, что их призвание — такое же ремесло, как и всякое другое. Слушай, верующий, их слова, но не замечай их поступков, которые, кстати говоря, эти лицемеры от тебя скрывают.

Гимназист Владимир Скала, сын управляющего каменоломней в Местечке на Влтаве, франтовато одетый русоволосый юноша, с любознательным взглядом и высоким лбом, говорил, что не хочет учиться в гимназии, потому что намерен стать художником. Зачем ему зубрить греческий и математику? И вообще на что нам, чехам, австрийские гимназии? Зачем мы учимся, или, вернее, для чего ловчим?

Владимир и Петр часто задавались этим вопросом и делали самые саркастические заключения. Франтишек Гарс молча слушал их. В последнее время он часто ночевал у Петра, потому что нашел уроки латыни в городе, а ему было очень далеко до дома. Они спали вместе на узкой постели, оба плохо высыпались, но эти неудобства не вредили их дружбе.

Владимир приходил к ним в гости.

К чему учиться? Чтобы стать исправными податными чиновниками?

А я не хочу быть чиновником!