Пламя и ветер

— Лийона мы отдали шарманщице даром, потому что знали, что он будет в хороших руках. Он этого заслужил. А другого пса, Енерала, мы продали мяснику. Енерал был работяга, таскал любой груз, но в остальном был простак, играть не любил, интересовался только жратвой, точь-в-точь как некоторые наши соседи, неправда ли? Как и они, он ни о чем не думал, только бы набить брюхо. Да, да, наши обыватели именно таковы. Прочитать газету или книжку, заняться общественным делом или политикой, — куда там, это им неинтересно... Теперь вы можете видеть нашего Енерала около мясной лавки Велебы. Лежит там, толстый, как бочка. Он все еще жиреет, и ручаюсь, что скоро будет потолще своего хозяина, а это уже не шутки.

Тонкие чувства в душе Лиды поникли, как бумажные флажки под дождем.

— Петр!

Улыбка могла бы многое спасти, отчего же Петр не улыбнется?

— Не хотел бы я заново прожить свое детство, — сказал он. — Да и сегодня... Чего стоит мое сегодня? Если бы только не мечты...

А разве не стоит сейчас перед ним его воплощенная мечта?

Но мечта словно бы улетала вдаль, превращаясь в холодную тусклую тень. И от всего этого зимнего дня остался лишь клочок желто-пепельного облака.

Опускался вечер, стирая очертания, мир казался безбрежным.

Послышался благовест — звонили к вечерней мессе, так же как сто лет назад.

Если бы Петр улыбнулся, произнес ласковое слово, протянул руку, многое, о, многое могло быть спасено. Но он говорил о собаках, говорил о них, как о каких-то героях.

В океане тумана, вдруг разлившемся по долине, утонул благовест, утонули огни, зажегшиеся в городе.

Петр почувствовал, что его спутница разочарована, и это тронуло его.

Они шли по неуютным зимним улицам. На ветру среди колючей мглы тумана керосиновые уличные фонари, казалось, горели в лихорадке, как Лидины губы.

Ах, Петр, ты поэт, а не находишь ни единого слова, которое зазвенело бы в сердце, как золотая монета на мраморной доске!

— Лидушка, — начал он, и она затрепетала в ожидании. — Нас ничто не связывало, никакие узы, так что нам нечего и рвать. Я буду помнить вас, милую и славную.

Она поглядела на него широко раскрытыми глазами, протянула руку, и на губах ее появилась улыбка.

Но когда она повернулась, чтобы уйти, слезы застлали ей глаза.

Они еще раз оглянулись друг на друга и остановились. Им хотелось кинуться друг к другу на этой безлюдной улице и сказать: «Между нами ничего не было, но этот день был прекрасен. До свиданья!»

Лида взмахнула рукой, как птица подбитым крылом. Хорошо бы крикнуть ему: «Нет, нам нельзя расстаться. Нельзя! Пусть люди говорят что угодно. Петр, пожалуйста, не будем расставаться. Увидимся завтра снова!»

— Доброй ночи, доброй ночи, доброй ночи! — повторял Петр.

Он стискивал зубы все крепче, — лишь бы заглушить боль сердца и горечь несбывшихся надежд. Он словно ронял эти надежды на промерзшую мостовую, и они оставались там, как беспомощные голые птенцы.

Ветер не утихал, он гнал морозный туман, люди скрывались от него в теплых жилищах.

«Все равно она потом никогда не вышла бы замуж за меня», — меланхолически твердил Петр и представлял себе, как дородный лавочник с большими водянистыми глазами ведет к алтарю Лиду, светлую и ангельски невинную. Это была нестерпимая картина! Петр с ожесточением цитировал стихи, которые Скала вырезал на школьной парте:

Ну и жизнь! Весна приходит,
мне, бедняге, не везет,
счастье юное уходит,
и любимую уводит
несусветный идиот!

Но в общем недолгая история с Лидой казалась Петру незначительной. Их не связывали никакие узы, которые было бы трудно разорвать, он сохранил к девушке симпатию и дружеские чувства, встречая ее, всегда здоровался, и она отвечала со смущенной улыбкой. Жизнь, конечно, залечит сердечные раны.

7

Ранней весной, едва сошел снег, Павел Гложек уговорил приятелей и девушек устроить загородную прогулку. Он мечтал пуститься в путь в субботу, сразу после обеда, и, улучив минутку, побыть с Мартой наедине и высказать ей все свои чувства или, по крайней мере, серьезно дать понять, чем полно его сердце.

О том же думал, мрачно хмуря лоб, Франтишек Гарс.

Девушек пришлось ждать за больницей целый час, они все не появлялись. Наконец неторопливо пришла Марта, через минуту прибежала возбужденная Лида, с трудом удалось улизнуть от тетушки.

Из юношей пришли Скала, Хлум, Гарс, Гложек и Вондрушка — компания получилась больше, чем рассчитывал Гложек. Еще и этот Вондрушка, кто его звал? Девушки морщили носики, ведь Вондрушка не восьмиклассник и даже не семиклассник, как Гложек.

Но оказалось, что Вондрушка человек компанейский, у него отличный голос, а от своей матери, моравской словачки, он знает много песен, которых девушки никогда и не слыхали.

Молодые люди гуляли в зарослях ольшаника, у реки, зашли за мельницу и разбрелись по лесу, по оврагам, где было полно первоцветов.

Юноши шутили, девушки смеялись, щебетали. Отрадно было ощутить свободу, о которой все они так часто мечтали.