Плющ

Генерал слеп и глух, но его нос в полном порядке, и он улавливает тот темный торфяной запах, который Фрэнк Дефелис заметил в лифте. Он выпрямляется и набрасывается на центр запаха. Армейский охотничий нож вонзается Карлосу в грудь по самую рукоять, пронзая сердце Безумного Цветочника, как кусок говядины на шашлыке. Если бы он был на Кони-Айленде с Сандрой и Диной, Стальные Яйца, несомненно, выиграл бы плюшевого мишку.

Карлос делает два шаркающих шага назад, вырывая рукоятку ножа из рук генерала. Он недоверчиво смотрит на него и произносит одно-единственное бессвязное слово. Это звучит как Иггала (не то, чтобы генерал мог его услышать), но это, вероятно, Аббала. Он пытается вытащить нож и не может. Его ноги подогнулись, и он упал на колени. Он все еще слабо тянет за рукоять, когда падает вперед, проталкивая кончик лезвия через заднюю часть пиджака. Его сердце делает последний спазм вокруг ножа, который его пронзил, а затем останавливается. Карлос испытывает чувство полета, когда покрытый пятнами грязи кусок белья, который является его душой, наконец-то улетает с линии его жизни в какой-то мир, который там будет следующим.

11:33 утра

Стальные Яйца не видит, но он знает, когда умирает его враг — он чувствует, как уходит душа этого сукина сына, и хорошо, черт возьми, скатертью ей дорога. Он шатается в дверном проеме, затерянный в мире черного пространства и струящихся белых точек, похожих на галактики.

— И что теперь? — хрипит он.

Первое, что нужно сделать, это уйти из-под действия газа, которым латинос выстрелил ему в лицо. Хекслер отступает в коридор, стараясь дышать как можно поверхностней, и тут к нему обращается чей-то голос:

— Сюда, Тони, — спокойно говорит он. Поверни на левый борт. Я собираюсь вывести тебя отсюда.

— Дуг? — хрипит Хекслер.

— Да. Это я, — говорит генерал Макартур. Ты не совсем в порядке, Тони, но ты все еще на ногах в конце битвы, и это самое главное. Теперь поверни на левый борт. Пройди сорок шагов, и это приведет тебя к лифту.

Стальные Яйца потерял свое обычно безукоризненное чувство направления, но с этим голосом, который его направляет, он в нем и не нуждается. Он поворачивает на левый борт, который находится прямо от регистрационной стойки и лифта. Ослепший, теперь повернувшийся лицом к заросшему плющом дальнему концу коридора, он начинает идти, ведя рукой вдоль стены. Сначала он думает, что мягкое прикосновение, скользящее по его плечам, — это направляющие руки Дуга… но как они могут быть такими тонкими? Как на них может быть так много пальцев? И что это за горький запах?

Затем Зенит обвивается вокруг его шеи, перекрывая ему доступ воздуха, дергая его вперед в свои людоедские объятия. Хекслер пытается закричать. Покрытые листьями лозы, тонкие, но ужасно сильные, жадно прыгают ему в рот. Одна обхватывает кожистое мясо языка и выдергивает его. Другие втискиваются в его пожилую глотку, желая попробовать пищеварительную смесь последней трапезы генерала (два пончика, чашка черного кофе и несколько таблеток «Антацида»). Зенит обвивает его руки и бедра браслетами из плюща. Он создает новый пояс вокруг его талии. Он шарит по карманам, вываливая оттуда в основном бессмысленный мусор: квитанции, записки самому себе, гитарный медиатор, двадцать или тридцать долларов различной мелочью, одну из почтовых книжек «Воскресенья и праздники», в которых он писал свои донесения.

Энтони «Стальные Яйца» Хекслера быстро втягивает в джунгли, которые теперь заполняют заднюю часть пятого этажа, с разорванной одеждой и вывернутыми карманами. Напитывающая растение кровь безумца, приводит его к полной жизни и сознанию. И тут генерал навсегда уходит из нашей истории.

Из дневника Джона Кентона

4 апреля 1981 года

Сейчас 22:45, и я сижу здесь и жду, когда зазвонит телефон. Помню, не так давно я сидел в этом самом кресле и ждал звонка Рут, думая, что нет ничего хуже, чем быть влюбленным мужчиной, посылающим мысленные волны в телефон, пытаясь заставить его зазвонить.

Но это хуже.

Это гораздо хуже.

Потому что, когда телефон, наконец, зазвонит, что, если не Билл или Риддли будут на другом конце провода? Что, если это какой-нибудь полицейский из Нью-Джерси, который захочет узнать…

Я отказываюсь даже думать в этом направлении. Он зазвонит, и это будет кто-то из них. Или, может быть, Роджер, если они сначала позвонят ему и скажут ему позвонить мне. Но все будет хорошо.

Потому что теперь у нас есть защита.

Позвольте мне вернуться к тому моменту, когда я сорвал сковородку с плиты (что оказалось своего рода благословением; когда я вернулся в квартиру несколько часов спустя, я обнаружил, что оставил плиту включенной). Я схватился за кухонный стол и удержался на ногах, а потом эта чертова сирена завыла у меня в голове.