По чунским порогам

А километров через пять зашумел новый порог — «Ашимор». Его верхний залавок похож был на конус, обращенный острием вниз по течению. В то время как у берегов уже клокочет вода, середина реки еще остается гладкой. Зато вершина конуса — невообразимый хаос. Струи берегового течения, отбитые каменными грядами, направляются на середину и здесь сшибаются с главным потоком. Поэтому валы там вздымаются не поперек реки, а наискось. И это хорошо. Можно обойти первые гряды камней, держась на глубине, поближе к середине, а потом, когда влетишь в самую вершину конуса, перерезать валы поперек, то есть, направляясь уже к берегу. Тут надо работать веслами, не жалея сил, иначе будет плохо. Но только так ходят в порогах опытные лоцманы, как говорят, «под валом». Так сделали и мы. И это нам понравилось гораздо больше, чем канителиться с бечевой. Но ведь это был и по счету уже девятый порог, и пора было нам с ними подружиться.

Десять-пятнадцать минут — и шум «Ашимора» затих. Впереди открылась сияющая под солнцем гладь реки. Будто и не бывало никаких порогов. Опять к реке придвинулись горы, поросшие душистой пихтой, елью, сосной.

Два порога в один час! Эта мысль наполняла нас гордостью. Не то что раньше — один порог в два дня… Ради такой удачи стоило, как в сказке говорится, задать пир на весь мир. Уха из окуней, печенная в золе сорога, жареный рябчик с ягодным гарниром, вареники из щавеля, лапшевник с вареньем, кисель из красной смородины, черника в сметане и чаи из лепестков шиповника — вот краткое меню нашего торжественного обеда.

А к ночи собрался дождь и лил исправно до утра.

С утра… Впрочем, с утра опять пошел дождь и не переставал до самого вечера.

Мы совсем обленились. Лежим в балагане, разморенные сном, обильной едой и бездельем. Кружит голову густой вкусный запах черной смородины. Здесь ее непроходимые заросли.

Поздно вечером к нам подъехал в лодке председатель Выдринского сельсовета, возвращавшийся из служебной поездки домой. Промокший, иззябший, он долго сидел у костра, поворачиваясь к огню то одним, то другим боком. Пар клубами поднимался от его мокрой одежды. Он рассказал нам, что ездил проверять подготовку школ к началу занятий и что в деревнях Выдринского сельсовета давно уже нет ни одного неграмотного. Попутно он наговорил нам много интересного о географии здешних мест. Во-первых, мы узнали, что Балтурина носит второе имя Ондриной, Тахтомай — Филькиной, Неванка — Мохначей и Выдрина — Савиной, — по именам живших там когда-то эвенков, родоначальников этих сел. Во-вторых, узнали, что Выдрина стоит на левом берегу, а не на правом, как было это обозначено на наших путевых картах. И, в-третьих, — что речка Модышева никогда не сливалась с Джюкталью и впадает в Чуну не выше Выдриной, а в двух километрах ниже ее.

Хотя это и не наше собственное открытие, но радостно: сколько ошибок можно будет исправить на карте Сибири! Здорово? Здорово! Нет, не зря мы поплыли.

Всему, даже дождю, бывает конец. Мы покинули свою двухдневную стоянку и скоро оказались в Березовой.

На берегу стояла группа людей, видимо, поджидая нас. Удивленные таким вниманием, мы подчалили к берегу, вышли из лодки и обменялись приветствиями:

— Что это вас так много, товарищи, собралось?

— Да так — сено прибрали, воскресенье сегодня. А тут нам из Выдриной передали, что вы едете.

— Кто передал-то?

— Да вот мальчонка от председателя в лодке приплыл. Мы и вышли встречать, посмотреть на вас. У нас ведь проезжие редко бывают.

А потом, слово за словом — и беседа затянулась до глубоких сумерек.

Мимо нас проходили молодые колхозницы с ведрами, полными душистого парного молока. Они его несли на колхозный сепаратор — в «молоканку». Нам захотелось посмотреть ее.

— А ходите, ходите, побачьте, — с украинским выговором, улыбаясь, пригласила одна из колхозниц, — побачьте, яко гарно у нашем колгоспи обзаведение.

В «молоканке» прохладно. Беленые стены. Чисто с дресвой вымытый пол. Брызжет снопами огня большая лампа-молния. В углу жужжит сепаратор. Взбивая пушистую пену в ведре, широкой струей стекает из кривой трубки обезжиренное молоко — «обрат». Из другой трубки, чуть повыше, закручиваясь штопором, сбегают желтоватые сливки.

За дощатой переборкой гулко плещется жидкость в бочонке. Это из сливок сразу же сбивают масло.

Из полуприкрытой двери высовывается румяное девичье лицо и тотчас же в смущении прячется обратно.

— Между прочим, лучшая доярка, про нее и в области знают, в газете портрет напечатали. Думаем, и в союзном масштабе в грязь лицом не ударит, — объясняет нам председатель колхоза и манит девушку пальцем: — Варя, подь-ка сюда.

Но девушки уже нет как нет.