По чунским порогам

— Робеет, — смеется председатель, — незнакомых увидела. Она еще отродясь никуда из Березовой не выезжала. Собираемся ее на совещание в Иркутск послать. Пусть посмотрит на большой город. Самая скромница на селе. А вот нынче голыми руками теленка у волков отбила. Приотстал бычок от стада — а время было к вечеру, — волчица с двумя волчатами и давай его крутить. Рвать не рвет, а по кустам гоняет, должно, щенят своих обучать вздумала. Варя и случись тут, с вениками из лесу шла. Как закричит на волчицу да вениками замашет и — прямо к ней. И что бы вы думали? На что волк — зверь азартный, а тут сробела волчица, в кусты, к реке — и… след простыл. Щенята тоже за ней ходу. Молодчага эта Варя, право, молодчага.

Когда мы вышли на улицу, над головами пестрело звездное небо. Таежной тропинкой протянулся Млечный Путь. Из-под яра тянуло свежим холодком воды, за рекой убедительно-настойчиво гукал филин-мохнач.

Глубокой ночью мы пристали к высокому берегу, поросшему вековым бором, и, не разгружая лодки, улеглись прямо в кустах у реки.

Всю ночь нас беспокоил сильный грибной запах, доносившийся из лесу. Проснувшись на рассвете, Миша решительно заявил:

— Больше не могу. Хочу грибов.

И мы отправились в бор. С первых же шагов нам стали попадаться молоденькие обабочки, а дальше, в глубь бора, — белые грибы. Да, настоящие белые грибы, боровики, толстоногие, коренастые, те самые, о которых в детской сказочке говорится: «Царь лесной, боровик…» И растут они здесь в таком невиданном изобилии, что мы очень быстро набрали целое ведро.

Рыба у нас вышла вся, и мы думаем добраться до речки Дешимы.

Поставить там сети и, кстати, хорошенько просушиться, так как от постоянной сырости у нас начали плесневеть продукты и даже запасное белье. День обещает быть хорошим, и мы плывем, распевая песни.

По обеим сторонам теперь непрерывной цепью тянутся зеленые и стройные горы, местами стоят, как сложенные из тесаных камней, утесы. Луга встречаются очень редко, глухомань такая же, как на волоке Неванка — Выдрина.

Вдруг мое внимание привлек какой-то желтый зверь, копошащийся на берегу в распадке среди камней.

— Козел!..

Тотчас мы пристали к берегу, я схватил ружье, зарядил жаканом и пополз, плотно прижимаясь к усыпанной острыми камнями земле. Задыхаясь от охватившего меня охотничьего азарта, я достиг распадка и, озираясь, стал медленно приподниматься. Вот он! Вовсе близко… но мешают кусты. Я взвел курок и двинулся в обход, держа ружье наготове. Внезапно мой «козел» взмахнул крыльями и поднялся в воздух, оказавшись огромных размеров ястребом. Обескураженный, я вернулся к лодке. Однако нельзя сказать, что я ползал по камням совсем безрезультатно — на брюках у правого колена я продрал большую дыру.

Дешима. Справа — весь в ярких цветах лужок с островком березника посередине, слева раскудлатился бор. У самой реки — густые тальники, а дальше вздыбился горбатый хребет. Черный пихтач, ельник.

Вода в Чуне высокая, и течение Дешимы в устье «подперто», она стоит неподвижно. В бору белых грибов больше, чем в тальниках комаров.

Денек выдался на славу, яркий, солнечный, и мы разбросали по всему берегу свой провиант и багаж для просушки.

Вечером, поставив в Дешиме сети, я взял ружье и бесцельно пошел вдоль берега. Вдруг, прямо в лесу, закрякала утка. Что за диво? Я пошел на голос.

Бор раздвинулся, в глубокой лощине блеснула вода. Лесное озеро! Пиками торчат камыши, лохмотьями плавает зеленая тина и широкими кругами на воде отмечено то место, где сидела утка. По берегу озера рос такой густой таволожник, что, несмотря на все предосторожности, кусты под ногами трещали, заглушая даже голос кряквы.

Утка улетела. Я остановился на холме, разглядывая озеро. Оно казалось очень длинным, уходило в глубь бора и там терялось в чаще. Я стоял неподвижно, но треск — более легкий — продолжался. Трещало озеро… Опять загадка! Оказалось, что густыми черными косяками вдоль берега, шевеля тростники, гуляли огромные караси. Была пора их вечерней кормежки, и караси щипали траву, щелкая, как гуси.

Вот бы здесь порыбачить!

А на реке за ночь в сети нам почти ничего не попало. Один набитый печенкой налим. Все дело испортила вода, резко упавшая в Чуне. От этого в Дешиме образовалось течение, оно натянуло сети и прижало их ко дну.

Вот тебе и Дешима! Ну, что же? Надо плыть вперед, на штурм очередных — обозначенных на карте — петропавловских порогов. О них в Березовой нам опять наговорили всяческих страстей.

Порог «Ханяндин» мы услышали, еще за несколько километров не доезжая до него. Своеобразный шум порога запоминается очень быстро. Его не смешаешь ни с чем. И определить его хочется как-то коротко, в одном слове. Этим словом у нас стало «роет». Им мы встречали каждый порог, едва начинал доноситься его тысячеголосый шум.

На первый взгляд через «Ханяндин» можно было спуститься на бечеве — оба берега отлогие, покрытые лесом. Но все же хотелось предварительно его проверить. Причалив у изголовья порога, я отправился на разведку, а Миша остался «обжигать» на костре пироги с налимьей печенкой.