По чунским порогам

Доска была исписана сверху донизу. Среди бессмысленной таежной ругани, посвященной тяжелым скитаниям неизвестного автора, обращали внимание слова: «… а все же золотишко в речке есть и не я буду если его не найду…».

Откуда принесло эту доску? С вершины ли Хойты, или по Чуне? Доска валялась как раз на самой стрелке. Когда были написаны слова? Видимо, очень давно: дощечка обгнила, побелела.

— Поедем, — сказал Миша.

— Поедем, — сказал я. — А куда?

— Как — куда? Золото искать.

— Ты умеешь? — с сомнением спросил я.

— А что тут особенного. Всякий знает, как его промывают в лотках.

— Расскажи.

— Ну, вот так, — подвигал Миша руками. — Очень просто. Как муку сеют.

— А если там золото жильное?

— Тогда будем ножом выковыривать. Да нет, он же ясно пишет, что золото в речке, значит рассыпное.

— Но ведь он-то сам и не нашел его!

— Ну, так мы его и найдем!

— Хвастунишка!!

— Байбак!!!

Мы немного помолчали, чтобы дать время остыть накалившимся чувствам.

— А может быть, это и не Хойта, — сказал я. — Доску могло водой принести по Чуне.

— Ну, знаешь ли, ты споришь против фактов. Кто же Чуну назовет «речкой»?

— О, да! Ты испытанный следопыт, я помню случай с газетой у порога «Крутого»…

— Хорошо, — торжественно сказал Миша. — Давай договоримся так: заплывем вверх по Хойте до первого переката, помоем на пробу песок. Если нет ничего, поедем обратно, а если найдем, — голос Миши окреп, — потащимся волоком дальше. Так?

— Пусть будет так. С дополнением: не найдем золота — все равно пойдем вверх: ловить черных хариусов.

— Хорошо.

Мы заплыли по Хойте до первого переката и целый день в котелках промывали песок. На дно оседали мелкие камешки, и мы приняли было их за самородки, но когда раздробили на обухе топора, убедились, что, как говорится — и на этот раз буквально, — наши камешки даже рядом с золотом не лежали.

Победителем спора оказался я, но Миша заскучал и, кажется, был готов, невзирая ни на что, поставить свое имя под анонимной записью на доске.

ЧЕРНЫЕ ХАРИУСЫ

Слово свято: золота в Хойте нет — надо идти ловить черных хариусов. О них нам рассказывали так: будто весной хариусы заходят в Хойту метать икру, по весенней высокой воде они забираются очень далеко, вплоть до болота, по которому разливается Хойта. Там есть ямы, по окружности они не так велики, но очень глубокие. Во время разлива хариусы заплывают в эти ямы, а когда вода спадет, рыба оказывается в них, как в садке — уйти из ям ей уже некуда. Кормов там достаточно и летом и зимой, течения нет — рыбе даже и хвостом шевелить не надо, и вот, подобно гусям, которых, откармливая к празднику, сажают в мешки, от безделья, на хороших хлебах и без моциона хариусы разрастаются до невиданных размеров. Говорят, лавливали таких, что каждая рыбка тянула два килограмма. Вода в ямах чистая питьевая, и хариусы, в отличие от карасей, болотом не пахнут. Очень интересно ловить их в ямах на удочку; в солнечный день хорошо видно, как они там плавают, как хватают приманку. Довольно трудно бывает вытащить наверх: и крепкие лески обрываются. Словом, не побывать там никак нельзя. Загнав лодку под прикрытие густых кустов, мы зашагали к верховью Хойты. С собой взяли немногое: ружье, лески, крючки, огниво с запасом кремней и трута, немного сухарей и неизменные свои котелок и сковородку — варить и жарить черных хариусов.

Одно время нам показалось, что мы набрели на какое-то подобие лесной тропинки, и уверенно пошли по ней. Какая бы ни была в лесу тропинка, а идти по ней легче, чем напропалую ломиться через кусты и бурелом. Но вскоре же убедились, что эта тропинка никуда не ведет, кружит, петляет — и все по одному и тому же месту. Тогда мы поднялись на хребет. Оттуда хорошо просматривалось направление Хойты и легче было идти, чем по сырому и топкому мху.

В течение дня мы продвинулись довольно-таки далеко, но картина тайги не менялась: горы, поросшие сосной и кедрами, а внизу, в долине Хойты, — темная поросль ельника и пихтачей. Где же открытое болото, кочкарник, ямы?

— Знаешь, Сережа, — сказал Миша, ложась спать на привале, который мы устроили с наступлением ночи, — черные хариусы, по-моему, легенда, поэтический вымысел. С таким же успехом мы могли бы идти искать и ловить жар-птицу.

— Да, но жар-птица жила в некотором царстве, в некотором государстве, — возразил я, — а у черных хариусов точный адрес, прямо почтовый: верховье речки Хойты, ямы номер нуль, нуль, нуль.

— Хорошо. Допустим, — согласился Миша. — А ты уверен, что мы идем по речке Хойте?

— А как же! Карты…

— Ах, карты! Да, карты…

— Да, карты… — повторил и я. И закричал: — Но не могут же быть на карте сплошные ошибки! Ты этак еще спросишь: уверен ли я, что мы плывем по Чуне!

— Сдаюсь, — сказал Миша. — Мы идем действительно по берегу Хойты. Но какое расстояние может быть до ее верховья?

— Всякое, — признался я.

— Отсюда вывод: не сули черного хариуса в верховьях, лучше дай белую сорогу в устье, — заключил Миша. — Если завтра к полдню мы до ям не дойдем — возвращаемся обратно. Так или иначе, а ночевать завтра мы должны на этом же самом месте.