По эту сторону зла

Она сбежала из-за семейного стола через полчаса, сославшись на больной зуб. И выскользнула за ворота в накинутом на плечи светлом плаще, главным достоинством которого были большие карманы. Из одного кармана она вытащила два куска хлеба с маслом, из другого — завернутую в салфетку котлету.

— Вот тебе моя добыча. Я еле вырвалась оттуда — даже отказалась от десерта. Боюсь, Карл мне этого не простит, но я и не с таким справлялась. Так о чем главном ты хотел со мной поговорить?

— Я к тебе заехал по пути. А еду я в Веймар, выполняю последнюю волю Мали. Везу туда письма Фридриха, которые он писал Мали все шестнадцать лет их дружбы.

— Кому ты их везешь? Этой лживой гадюке Элизабет?

— Не лично Элизабет, а в Архив Фридриха Ницше, который постепенно становится международным центром поклонения.

— Кто бы пять лет назад мог поверить, что мой Фридрих станет объектом международного поклонения!

— Не заносись! Объектом поклонения стал не твой Фридрих, а Фридрих Элизабет!

Лу это не понравилось.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что она воистину сумела его прославить. Так, что о нем узнали миллионы.

— А я не сумела? Я первая написала о нем книгу!

— Миллионы твою книгу не читали, а читали хитрые статейки Элизабет, в которых она расписывала ужасы его болезни и величие его идей. Миллионы читали и плакали. Она сумела завоевать их сердца.

— Я тоже пару раз писала в газеты. Но только две газеты напечатали мои статьи.

— Читал я твои статейки. Ты писала не о его величии и не о его трагедии, а о том, что все его идеи взяты у тебя. Кого, кроме тебя, это может увлечь?

— Оставь! Весь успех гадюки Элизабет основан на том, что она сумела охмурить этого мерзавца графа Гарри и он все ей устроил!

— Что же ты его не охмурила? Ты, обольстившая всю Европу?

— Ах, ты не знаешь? Весь мир, кроме тебя, знает, а ты один не знаешь! Я не смогла его охмурить, потому что он предпочитает мальчиков!

Элизабет

— Ну как? — спросила Элизабет. Она закрыла стеклянную дверцу новой витрины и залюбовалась собственной работой. Письма Фридриха к Мальвиде и ее ответные письма к нему были расположены хитроумным веером, так, чтобы при желании можно было размотать сложную пряжу их многолетней дружбы.

— Красиво и ловко! — засмеялся граф Гарри.

— Почему ловко? — притворно удивилась Элизабет, — она не сомневалась, что Гарри видит ее насквозь. Он и не пытался скрыть от нее то, что имел в виду — распахнул стеклянную дверцу витрины и длинными пальцами отогнул одно письмо из умело сплетенного веера писем.

— Вслух прочесть? Или наизусть знаете?

— Оставьте, Гарри! Зачем вам это?

— Сам не знаю. Но вслух прочту — послушайте:

«Моя сестра между тем со всей силой обратила против меня свою врожденную враждебность, которую прежде срывала на нашей матери. Она объявила, что рвет со мной всякие отношения — из отвращения к моей философии и «потому, что я люблю зло, а она — добро», и тому подобные глупости. Меня самого она осыпала насмешками — а ведь правда заключается в том, что всю жизнь я был с ней слишком терпелив и мягок».

— Чего вы добиваетесь, Гарри? — Элизабет попыталась закрыть дверцу витрины, но граф не дал ей это сделать.

— А вот представьте, ничего. Развлекаюсь совершенно бескорыстно. — Он отогнул другую створку веера. — Хотите еще что-то пикантное прочесть? Вот, например:

«Единственное, что омрачает мою блестящую идею о вечном возвращении, это мысль о том, что по возвращении я опять встречу свою мать и сестру».

— Я вас хорошо изучила, Гарри, — сознайтесь, что вам от меня надо?

— Чего бы мне от вас потребовать? — притворно задумался граф. — Теперь, после смерти дорогого папы, деньги мне уже не нужны, да у вас их и нет, замуж за меня вы, зная мои грехи, все равно не выйдете. Так чего бы от вас потребовать?

Элизабет все же удалось закрыть дверцу. Это означало, что он ей уступил, — пересилить его она бы не смогла.

— Ну, не томите! Скажите уже, что вам нужно?

— Сознаюсь честно — мне надоело каждую неделю трястись в поезде Берлин — Веймар. Даже в купе первого класса воняет голландским сыром и чай подают отвратительный.

— Так за чем дело стало? Переезжайте в Веймар. Сейчас как раз сдается соседняя вилла.

— А что я буду тут делать? Я умру от скуки!

— А что вы делаете в Берлине?