По колее «Особого пути». Цивилизационный процесс и модернизация в России

Советская Россия – «перезагрузка» Московии

Утопический социализм очень органично вписался в матрицу русской ортодоксальной ментальности. Он обновил ее содержание, но тем самым и вдохнул в нее новую жизнь. Коммунизм стал новой ПРАВДОЙ ортодоксального менталитета взамен отброшенного им православия. На этой основе произошла «перезагрузка» и всех остальных параметров русской ортодоксии. Мессианский комплекс получил второе дыхание в идее освобождения всего человечества путем мировой революции. После этого предметом национальной гордости и фокусом мессианского комплекса стала исключительность в качестве единственной в мире страны победившего социализма. По сравнению с этими великими целями, все такое же – далеко не первое – значение в глазах ортодокса имело, а точнее – полностью отсутствовало в качестве ориентира верховенство права.

Потерпев полный крах, проект европейской модернизации России Александра II по основным параметрам отбросил нашу цивилизацию назад – к Московии. Символическим выражением этого возврата стал перенос столицы из Петербурга обратно в Москву.

В отличие от «русских европейцев», создавших блестящую культуру 19 века, большевики скорее были «русскими азиатами», так как установленный ими политический режим оказался по своему типу даже более близким к восточной деспотии, чем Московское царство.

При этом «русские европейцы», олицетворяющие проект европейской модернизации, вырезались «русскими азиатами» с особой беспощадностью.

Русскую революцию очень любят сравнивать с французской, часто не понимая, либо просто не задумываясь о том, что они имеют совершенно разные цивилизационные векторы.

Французская Революция органично вписывается в Европейский цивилизационный процесс. Огромную роль в ней с самого начала играли юристы, причем на той стадии (Национального Собрания), которая имела долгосрочные последствия. В русской Революции стадии юристов не было, если не считать таковым период Временного правительства, в течение которого «русские европейцы» продемонстрировали, насколько маломощны были их силы в борьбе с традициями Московской цивилизации. Олицетворением русского юриста революционного периода следует считать разве что Андрея Вышинского – фигуру, по своему образу гораздо более близкую таким личностям, как Малюта Скуратов, нежели Анатолий Кони и Федор Плевако.

Деятелям большевистской революции юристы были не нужны, потому что право для них не имело никакого значения, а скорее служило препятствием, хотя и легко устранимым. Придя к власти, они первым делом выбросили из кресел «старорежимных» судей, которые как раз и были представителями слабосильной прослойки «русских европейцев» и посадили вместо них своих, «рабоче-крестьянских».

От Московской цивилизации Советская унаследовала свои базовые характеристики: жесткий моноцентризм власти, диктат ортодоксии и комплекс мессианского превосходства по причине обладания единственно истинной ПРАВДОЙ, изоляция от внешнего мира и конфронтация с Западом, общую модель «сильная власть – слабое общество», приниженное положение права и вытекающее из этого тотальное бесправие населения.

Таким образом, огромное количество «нового», которое принесла русская революция, на самом деле оказалось «хорошо забытым старым». Из крупных достижений революции, создавших основу отличия Советской цивилизации от Московской, следует назвать практически полный отказ от традиций частной эксплуатации.

Это было сделать тем легче, что атеистическая религия, пришедшая на смену христианству, уже не только позволяла, но и требовала установить царство справедливости не на небе, а на земле. И в этом большевизм полностью шел навстречу «вековым чаяниям» русского народа в лице его подавляющего большинства – крестьянства.

Впрочем, традиции частной эксплуатации в ее наиболее интенсивной фазе были той частью Московского наследия, которая сформировалась уже в петербургский период – после реформ Петра. Это была уже скорее Постмосковия, нежели сама Московия. Учитывая данное обстоятельство, можно утверждать, что большевизм вернулся к «чистым» истокам Московской цивилизации, отбросив все «наносное» – примерно так же, как европейская Реформация вернулась к «изначальному» христианству, отбросив все «извращения» католицизма.

Но тем сильней оказалась и компенсация за этот отказ, выразившаяся в обновлении механизмов и тем самым – резком усилении государственной эксплуатации. Все ее виды, существовавшие в царской России, остались либо в полностью сохранившемся, либо изменившемся виде, но при этом появились новые.