Смерть была для него ничем, он не представлял ее себе в воображении и не боялся рассудочно. А вот жизнь… Ею было хлебное поле, колышущееся под ветром на склоне горы. Ястреб в небе. Глиняный кувшин с водой во время молотьбы посреди гумна, в облаке разлетающейся мякины. Конь под тобой, чьи бока ты сжимаешь ногами, карабин поперек седла, гора, речушка, окаймленная деревьями, долина и горы, встающие за ее дальним краем.
Глухой, не глядя, передал назад бурдюк и кивнул в знак благодарности. Потом, наклонившись вперед, похлопал мертвого коня по тому месту, где ствол пулемета выжег ему шкуру. Запах паленой щетины чувствовался до сих пор. Он вспомнил, как остановил его здесь, дрожащего, как пули шуршали, трещали и свистели над головой и вокруг, словно окутывая их огневой завесой, как он аккуратно выстрелил в точку пересечения прямых между глазами и ушами. Как рухнул на землю конь, и он припал за его теплой влажной спиной, спеша приладить на ней пулемет, потому что
«
Теперь Глухой лежал на здоровом боку и глядел в небо. Его тело, спрятанное за лошадиной тушей, покоилось на куче стреляных гильз, голову защищала скала. Раны, покрывшиеся коркой запекшейся крови, страшно болели, но он слишком устал, даже чтобы пошевелиться.
– Что с тобой, старик? – спросил товарищ, лежавший рядом.
– Ничего. Просто отдыхаю.
– Поспи, – сказал сосед. –
В этот момент снизу послышался крик:
– Слушайте меня, бандиты! – Голос доносился из-за скалы, где был установлен ближайший к ним пулемет. – Сдавайтесь, пока самолеты не разнесли вас в клочья!
– Что он там говорит? – спросил Глухой.
Хоакин повторил ему. Сордо перекатился на бок, с трудом приподнялся и снова припал к пулемету.
– Может, самолеты сюда и не летят, – сказал он. – Не отвечайте им и не стреляйте. Глядишь, тогда они снова пойдут в атаку.
– А может, немного обругать их и подзадорить? – предложил тот, который рассказывал Хоакину, что сын Пасионарии прячется в России.
– Нет, – ответил Сордо. – Дайте мне большой пистолет. У кого есть большой пистолет?
– У меня.
– Дай сюда. – Привстав на колени, он принял большой девятимиллиметровый «стар»[126]
, выстрелил в землю рядом с убитым конем, подождал немного и выстрелил еще четыре раза через неравные промежутки времени. Потом молча сосчитал до шестидесяти и сделал последний выстрел – прямо в лошадиный труп. Ухмыльнувшись, он вернул пистолет хозяину.– Перезаряди, – шепнул он ему. – Пусть все держат рот на замке, и никому не стрелять!
–
Никто на горе не проронил ни звука.
–
– Клюнули, – радостно прошептал Сордо.
Через некоторое время над верхушкой нижнего валуна показалась голова. С горы не раздалось ни единого выстрела, и голова скрылась снова. Эль Сордо ждал, но больше ничего не происходило. Он оглянулся: все наблюдали – каждый за своим участком склона. Увидев, что он смотрит на них, все покачали головами.
– Никому не двигаться, – прошептал он.
– Эй вы, шлюхины ублюдки! – снова раздался голос из-за скалы. – Красные свиньи, мать вашу. В бога душу мать!..
Сордо усмехнулся. Чтобы слышать доносившуюся снизу брань, он повернулся к склону здоровым ухом. Это лучше всякого аспирина, думал он. Интересно, сколько их удастся достать? Неужели они такие дураки?
Голос смолк, и минуты три ничего не было слышно и не наблюдалось никакого движения. Потом из-за ближнего валуна, ярдах в ста вниз по склону, показался снайпер и выстрелил. Пуля ударилась о скалу и с громким воем срикошетила от нее. А вскоре Сордо увидел мужчину, который, согнувшись пополам, перебежал от скалы, за которой был установлен пулемет, через открытое пространство вверх наискосок к валуну, где прятался снайпер, и быстро нырнул в яму за ним.
Глухой оглянулся. Товарищи знаками дали ему понять, что на других участках склона – никакого движения. Эль Сордо весело усмехнулся и довольно кивнул. Это в десять раз лучше аспирина, подумал он и с радостным предвкушением, понятным только охотнику в засаде, продолжил наблюдение.
Тем временем внизу, за валуном, человек, только что прибежавший из укрытия, где стоял пулемет, разговаривал со снайпером:
– Ты в это веришь?
– Не знаю, – отвечал снайпер.
– Вообще-то было бы логично, – сказал прибежавший, офицер, который командовал теперь окружением. – Они в ловушке, ждать им, кроме смерти, нечего.
Снайпер промолчал.
– Ты как думаешь? – настаивал офицер.
– Никак, – ответил снайпер.
– После выстрелов ты какое-нибудь движение заметил?
– Никакого.
Офицер посмотрел на часы. Было десять минут третьего.
– Самолеты должны были быть здесь уже час назад, – сказал он. В этот момент в яму за валуном спрыгнул еще один офицер. Снайпер подвинулся, уступая ему место.
– Слушай, Пако, – сказал первый офицер, – как тебе все это?
Второй офицер, еще не отдышавшись после стремительной пробежки от пулеметного укрытия вверх по склону, ответил: