– Это бесполезно, – сказал Фернандо. – Положите меня здесь, за камнем. Здесь от меня толку будет не меньше, чем там, наверху.
– А как же, когда придет время уходить? – спросил Простак.
– Оставьте меня здесь, – повторил Фернандо. – О том, чтобы мне уйти с вами, и речи нет. А так у вас будет лишняя лошадь. Мне здесь очень хорошо. Они уже скоро придут.
– Мы можем донести тебя до верха, – сказал цыган. – Это нам ничего не стоит.
Видно было, что ему, как и Простаку, до смерти хочется поскорее убраться отсюда. Но ведь они уже дотащили его сюда.
– Нет, – сказал Фернандо. – Мне здесь очень хорошо. Что с Эладио?
Цыган приложил палец к голове, показывая, куда ранили Эладио.
– Вот сюда, – сказал он. – После тебя. Когда мы бросились вперед.
– Оставьте меня, – снова сказал Фернандо. Ансельмо видел, как сильно он мучается. Зажимая пах обеими руками и вытянув ноги, он откинул голову на покатую поверхность склона. Лицо у него было серое и покрылось испариной.
– Пожалуйста, сделайте вы мне такую милость, оставьте меня, – сказал он. От боли глаза его были закрыты, уголки губ подергивались. – Мне тут правда хорошо.
– Вот винтовка и патроны, – сказал Простак.
– Винтовка моя? – спросил Фернандо, не открывая глаз.
– Нет, твоя у Пилар, – ответил Простак. – Это моя.
– Мне бы лучше мою, – сказал Фернандо. – Я к ней больше привык.
– Я тебе ее принесу, – соврал цыган. – А пока держи эту.
– У меня тут очень удобная позиция, – сказал Фернандо. – И дорогу видно, и мост. – Он открыл глаза, повернул голову, взглянул на мост, но боль нахлынула с новой силой, и он опять закрыл глаза.
Цыган постучал себе по голове и большим пальцем показал Простаку, что пора идти.
– Ну, тогда мы спустимся за тобой потом, – сказал тот и двинулся следом за цыганом, который уже шустро лез в гору.
Фернандо лежал, откинувшись спиной на покатый склон. Перед ним был один из побеленных известкой камней, отмечавших край дороги. Голова его находилась в тени, но рану, чем-то наспех заткнутую и перевязанную, и сложенные над ней куполом ладони Фернандо припекало солнце. Ноги тоже. Винтовка и три магазина патронов лежали рядом с ним, поблескивая на солнце. Муха ползала по его ладоням, но он не чувствовал щекотки, боль заглушала все.
– Фернандо! – позвал Ансельмо оттуда, где он сидел на корточках, сжимая в руке конец проволоки. Он намотал его на кисть, чтобы удобней и надежней держать в кулаке.
– Фернандо! – еще раз окликнул он.
Фернандо открыл глаза, посмотрел на него и спросил:
– Ну, как тут у вас?
– Очень хорошо, – ответил Ансельмо. – Скоро будем взрывать.
– Я рад. Если тебе от меня что-то понадобится, только скажи, – с трудом произнес он и снова закрыл глаза, по его телу пробежала судорога боли.
Ансельмо отвел от него взгляд и стал смотреть на мост.
Он ждал, когда из-под него покажется моток проволоки, за ним – светлая макушка
Все уже случилось, сказал он себе, а искупить вину тебе, как и другим, можно будет потом. Зато ты получил то, о чем просил вчера вечером, возвращаясь домой по горам. И если ты умрешь сегодня утром, то теперь это ничего.
Он посмотрел на Фернандо, все так же лежавшего на откосе – ладони куполом сложены над пахом, губы синие, глаза плотно сомкнуты, дыхание медленное, тяжелое, – и подумал: если придется умирать, пусть смерть будет быстрой. Нет, я же зарекся просить о чем-нибудь еще, если сбудется то, что мне было нужно на сегодня. Вот и не буду. Понятно? Я ни о чем не прошу. Совсем ни о чем. Пошли мне то, о чем я попросил вчера, а все остальное пусть будет как будет.
Прислушавшись к звукам отдаленного боя, происходившего в ущелье, он сказал себе: сегодня и впрямь великий день. И я должен знать и понимать, какой это день.