По степи шагал верблюд

В группу попросились только советские – те, кто не в ладах с церковными праздниками: Сашок, Барашек, Артем и еще несколько атеистов. Они подошли к зданию банка в темноте, изредка взламываемой спешащими в храм свечками и пьяновато-восторженной болтовней. Ближе к полуночи подогнали грузовик местной пекарни с намалеванными на боку крендельками и пирожными. От грузовичка протянули стальной трос, зацепив его за анкеры чугунных завитушек, украшавших высокие арочные проемы цокольного этажа. С первым ударом на Свято-Николаевской колокольне рванул мощный двигатель, вынеся оконную решетку вместе с когтями арматуры. Партизаны влезли в окно и побежали по мягким коврам, устилавшим коридор. Хранилище вскрыли гранатой, даже двумя: первая лишь вспорола брюхо стальной двери, выпростав острые гарпуны, торчащие в разные стороны из дверного полотна. Второй удалось проложить удобоваримую дорогу в святая святых денежной империи.

– Какая ячейка? – крикнул Сашок. – Или все взламывать будем к чертовой матери? Зае…ся!!!

– Сбавь нерву,́ – одернул его Барашек, неброский с виду белорус с мягкими льняными кудрями, но на деле отъявленный придумщик и нахал, каких свет не видывал. – Выбирай самую большую. У фрицев документации навалом, она в маленькую не полезет.

Пока шло праздничное богослужение, шансы быть пойманными оценивались как невысокие, и когда по улицам пойдут радостные певуны со свечками – тоже. Но всегда есть кто‐то любопытный или желающий выслужиться, всегда куда‐то скользит кривая везения – или вверх, или вниз. Решение взломать банк и опустошить ячейку с немецкой документацией пришло неожиданно. Такого сюрприза никто не ждал. Обычно все секреты фрицы хранили у себя. Но праздник на то и праздник, чтобы не походить на будни. Раз немцы решили бросить город на произвол полицаев, пусть с этого и партизаны какой‐нибудь подарок получат к светлому, как говорит неприятель, Остерну[114].

Трофейные фонари тускло освещали узенький проход, вместивший в себя трех немаленьких мужчин, еще двое караулили за разорванной, истекающей железными слезами дверью. Сторожевой наряд остался в центральном холле на случай отступления, остальные притаились на улице.

Артем взвесил на руке короткий ломик, прицелился и ударил острием в замочное сердце. Неплохой меткий удар, которому, по задумке, следовало разбить замок, только погнул каленую дверцу банковской ячейки. Второй не исправил положения.

– Дай я, – потребовал Сашок, сплевывая под ноги.

Артем поморщился, услышав чавкающий звук.

– Выходь отсель, сябры[115], стрелять буду, – предупредил Барашек.

Троица вышла, заслонилась потрепанными косяками от рикошета. Прозвучал гулкий, выламывающий барабанные перепонки выстрел в крохотной шкатулке, бронированной с трех сторон металлическими ящичками. Еще один заставил зажать уши, третий прорвал непрочную оболочку терпения.

– Все, не получается, надо уходить.

– Нет, не зря же мы пришли. Второго шанса не будет, – возразил Артем. – А давайте попробуем зацепить трос с грузовика и дернуть?

– За что цеплять‐то? Здеся ни ручек, ни ножек нетути.

Артем прекрасно понимал, что обвинение падет на Курмана. Кто еще знал про арендованную фрицами ячейку? Кто с ними обсуждал пасхальные праздники, развлечения и путешествия? То есть он возвел своего единородца на плаху, сам заботливо поддержал под локоток, уложил ежик макушки, шею, породистое лицо поудобнее на окровавленный пенек, чтобы несчастный хорошенько видел злорадные физиономии, которые станут издали любоваться казнью. А на расправу фрицы круты, этого у них не отнять.

– Есть, нашел! – взвизгнул Сашок. – Тут шкап приделан к стене. Щас дернем грузовиком и весь шкап целиком выдерем.

– А потом что? – Барашек крутил пальцем у виска. – Шкаф‐то в дверь не пролезет. Да и к чему нам панове цацки?

– Пригодится. Давай дергать, пока не поздно.

Сашок крикнул поджидающим, те передали по цепочке, топот пронесся автоматной очередью по спящему зданию. Длины железного каната не хватило. Снова попытали счастья ломиком. Если бы еще точно знать, в какую ячейку им надо постучаться. А то ж наобум, как повезет.

Снаружи раздались выстрелы. Барашек приложил палец к губам, прислушался. Донеслись лающие немецкие команды.

– Все, сябры, тикаем!

Побежали к выломанному окну, по дороге Сашок вытащил из кармана две гранаты и бросил в хранилище.

– Пусть подавятся и своими секретами, и пановними цацками, – злорадно припечатал он, и Артем тоскливо подумал, что Курман заплатит жизнью за просто так.