По степи шагал верблюд

А еще через три дня долгожданные басмачи объявились. Вынырнули откуда‐то из‐за Балхаша и быстро пошли к Лебяжьему, обходя встречные маленькие аулы. Значит, не желали прятаться и в самом деле хотели громко заявить о себе. Четыре десятка конных нагло въехали в Лебяжье с запада, за ними тянулось еще столько же, десятки верблюдов, груженных шатрами, мешками и как попало завязанными шаныраками. Вдали виднелись телеги. Все это походило не на горстку голодных бандитов, а на слаженное наступление. Караульные, засевшие в пустом коровнике на западном краю, загодя подали условный знак. Невидимое кольцо пропустило конных и сомкнулось за их спинами умело сведенными концами железного обруча.

Сельчане испуганно смотрели на растекающуюся по улицам орду из‐за плетней и тынов. Впереди скакал лисий малахай с веселыми желтыми глазами, богатый чапан развевался по ветру, у стремени билась о сапог камча. За ним плечом к плечу трое в полосатых рубахах, все на одно лицо – сразу видно, братья. Кое-кто нацепил старинные выцветшие гимнастерки, но большинство предпочитало все же халаты – удобно, оружие можно спрятать и есть чем укрыться на ночевке. Винтовки наперевес танцевали опасную мазурку, кренясь при скачке в сторону мирных домов, но пока не плевались, берегли свинцовые слюни.

Конное наступление уверенно кинулось к штабу, чтобы застать врасплох горстку красноармейцев.

Понятно: сначала расправиться с противником, чтобы не послал за подмогой, а потом объявить село своим, бахвалиться, что отбили у красных, и той пустой похвальбой собирать новобранцев под свои знамена. Умно.

Армен залез на чей‐то сарай, поднял длинную палку. Это был знак. Из закоулков высунулись стволы, раздались окрики. Те из бойцов, что остались в тылу банды, повыскакивали на улицы, упали на одно колено, прицелились. Поняв, что назад дороги нет, басмачи поскакали к центру, на ходу вытаскивая пистолеты вдобавок к винтовкам. Они еще не поняли, что произошло, думали, что остатняя полудюжина не желает сдаваться без боя. Сквозь две или три улицы пронеслись вихрем, не понимая, сколько преследователей. Еще две улицы – и центральная площадь осталась позади.

Чем дольше кружили конные по селу, тем больше становилось оскалившихся стволами переулков. Теперь даже самому неумному стало понятно, что нападавшие угодили в засаду. Они поменяли первоначальный план. Старик в лисьем малахае во главе отряда подал команду, и по улице рассыпалось эхо стрельбы. Пули ушли в никуда: красноармейцы не высовывались из укрытий. Конные придержали скакунов, коротко посовещались и снова дали шпоры: теперь они рассчитывали прорваться сквозь село и уйти обратно в степи, бросив груженых верблюдов с погонщиками и телеги со скарбом, – что ж, в лихие времена приходилось выбирать. Этот замысел разбился о стену выбежавших из‐за тынов красных. Куда ни глянь, отовсюду торчали красные звезды на буденовках. Басмачи развернули коней, выехали на площадь. Правильно: если давать бой, то не в глиняных улочках, где всех по одному перестреляют как куропаток, а на виду, чтобы обзор был, чтобы спиной к спине. С крыши повыше раздался зычный голос Армена Рафиковича, за которым переводил, выкрикивая на казахском, коротышка Айбол, приложив маленькие ручки ко рту:

– Товарыщи бандыты, прэдлагаю всэм доброволно сдаться! Вы окружены. Вокруг сэла патрулыруют красные разъезды. Совэтская власть будэт вас судыт по закону.