По велению Чингисхана

«Знакомо… – думал он по пути к сурту, где их ждали тойоны онгутов. – Все это и со мной было». Но уже в который раз убедился, что и привычное имеет новизну, когда, не выдержав гвалта и бестолковщины, тихонько сбежал со сбора с единственным желанием положить голову на подушку, которая набита травами, – их собирала Ожулун, они снимали морок и усталость.

А было так.

Сначала, как и подобает людям, когда им грозит опасность нападения врага, все решили обдумать пути ее отражения и пути к победе. Но ежеминутно вспыхивающие споры, когда спорщики готовы вцепиться один другому в бороды, когда взоры их способны воспламенить войлок, а брызги слюны кажутся ядовитыми, вели в никуда.

– Где нам осилить тангутов? – ревел тойон в сурочьем треухе и с сурочьей же дремой в глазах. – Они нам, как паутам, соломинки в задницы-то повставляют и далеко не улетишь!..

Толстомордый, весь набыченный старик, словно готовый боднуть подремывающего сурка, размахивал камчой у самого его лица и фистулил:

– А мы-то, а мы-то тут при каких казанах с похлебкой, а? Прицепились к длинному хвосту монголов и дали им обротать себя! А виной тому – Алахыс и больше никто! Правильно я говорю-у-у-у?

– У-у-у-у! – эхом отвечал сбор единоплеменников.

– Если бы он послушался нас и примкнул к найманам – не было бы войны-ы-ы!

– Ы-ы-ы-ы!

– Ты-то, ничтожество, кем себя возомнил? – обратился к Алахысу толстяк. – Разве ты не потомок худого хоринского рода, который веками жрал непотребное бегающее и плавающее? Теперь ты затеялся наше добро по ветру пустить – так?! А мы не монголы-перекати-поле – мы великие онгуты и в пасть к тигру тангутскому мы не пойдем!

– Ом-м-м-м! – гудело в голове Тэмучина, когда он через потайной выход в стене сурта выскочил на свежий вечерний воздух. «Вон ка-а-ак…» – гудело в вечернем воздухе, когда он шел по бережку стремительной узкой речки. «Как же бесхитростны и открыты мои люди, если сравнивать с этими!» И от мысли о том, что через несколько дней они будут готовы принять и выполнить любой приказ своего хана, он ощутил в душе веселое спокойствие.

Стоя на берегу, он кидал в стремительную воду гладкие окатыши. Сквозь шум текущей воды был слышен звук каждого падающего в нее камня. Вода – время… Человек – окатыш… Бог управляется с ними по желанию своему вышнему. «Чего он хочет от меня?» – мысленно спросил Тэмучин и не захотел думать дальше потому, что устал… Устал и не заметил, как подошел Алахыс, присел на корточки. Не сразу Тэмучин спросил:

– Как можно сносить такие слова? Ведь они избирали тебя главенствовать!

Алахыс посопел, думая над ответом.

– Судьба заставляет человека привыкнуть к чему угодно… Они, к сожалению, такие… А иного народа у меня нет… Что может заставить их одуматься?

– Война, – сказал Тэмучин. – Монголы сговорчивы и обучены послушанию не потому, что умней онгутов или найманов, а потому что больше лишений выпало им. Больше нужды и унижений… Вы, онгуты, долгое время жили возле торгового пути, по которому на запад и восток купцы везли и везли дорогой китайский шелк… Вы веками не знали голода и войн… Люди, привыкшие к безоблачному небу, сердятся на редкую каплю дождя, если она попадает им за шиворот… Они сердятся на солнце, дающее жизнь всему живому, когда оно слепит им глаза… Они мнят себя равными всемогущему Богу и порастают заносчивостью и чванливостью, как лежачий камень порастает мхом… А на что годны они в бою, если их мысли заняты лишь заботой о своем скарбе и о захвате чужого имущества, посмотрим, Алахыс… Война очистит твой народ, хан…

Алахыс согласно кивал, но лицо его, едва различимое в темноте, было еще темнее, он не чувствовал за собой властной силы.

* * *

Хоронясь днями в степных ложбинах и лесных зарослях, а ночами под прикрытием тьмы, четыре тумэна Тэмучина собрались в условленном месте. Разведчики Алахыса принесли весть о том, что тангуты начали посевную и ни о чем не подозревают. И ждать, пока они прозреют, ни к чему: нужно начинать военное наступление, сеять дождь стрел с небес и сажать лес пик на земле. Давно оседлый народ и забывший ратную страду подвержен быстрой панике – он побежит, трусливо потряхивая жирными курдюками.