Читаем По велению Чингисхана полностью

– У меня предложение очень простое, – раздался голос молодого тойона, который едва ли не впервые оказался на совете, – в плен мы этих китайцев слишком много взяли. Нам столько без надобности. Надо поубавить: для того или иного дела отобрать лучших, крепких и выносливых, а прочих, мелочь всякую, полудохлых и слабых – их надо просто перебить!

– Ничего себе! Пленных? Паренёк, да ты думаешь, что говоришь?! Да кто ж после этого будет в плен нам сдаваться? Разве что дураки вроде тебя! – прикрикнул на юнца старик Соргон-Сура.

– Не надо на молодёжь накидываться! Пусть привыкают к тому, что мнение своё мы все высказываем откровенно. А если их с младых лет одёргивать, то кто ж из них вырастет? – заступился за своего питомца седовласый Аргас. – У нас всегда должен быть открытый и откровенный разговор, без осторожничанья и умолчаний. Иначе – лукавство будет…

– Ну, знаешь, не всё, что у тебя на уме, должно быть у тебя и на языке: таких болтунов разумными людьми не считают! – с ехидством ответил Соргон-Сура своему почтенному сверстнику.

– Да не суй ты мне в зад колючки языком своим! – привычно отшутился старик Аргас. – Знаю я тебя, целый век с тобой маюсь… Намекаешь, что я своих молодцов не научил мыслить правильно? Но ещё никто не выпадал из чрева матери в траву равным тебе, о мудрейший! Таким, как ты, способным говорить лишь безошибочные вещи, которые вышестоящим людям всегда по душе… Нет, дорогой мой, молодых надо долго учить, а уж чтоб настоящего тойона выпестовать, который судьбами людскими распоряжается – тут много лет и сил надобно. Это тебе не кумыс готовить…

– Ох, старики! Как сойдутся, так и начнут бодаться – ровно бычки норовистые! – воскликнул в сердцах Мухулай, но тут же строгим голосом направил разговор в деловое русло, потому что люди на совете, устав от прений, уже начали подзуживать двух спорящих стариков. – Не отвлекайтесь, мы собрались, чтоб важное дело решить. Вот и надо каждого выслушать, кто бы что ни говорил, и выбрать из многих мнений самое верное… Вот мы и выслушали этого молодого человека, и спасибо ему. Но то, что он предложил, большинству из нас не по нраву, ибо нам надо о будущем думать. Если второпях что-то решим, завтра это худом обернётся.

– Главное! Мы должны твёрдо постановить, что пленных не убиваем, что слову нашему верны. Иначе грязь падёт на доброе имя монголов. Такая грязь, что потом не отмоешься, – жёстко молвил предводитель главного войска Най. Молвил – словно гвоздь вбил.

– Я хочу своё слово сказать, – поднялся, прежде скрытый многими сидящими, Верховный судья Сиги Кутук. Все повернулись к нему: этот обычно молчаливый, не по годам рассудительный человек никогда не высказывался попусту.

– Всему своё время… Вот тут кумыс помянули, а ведь можно и кумыс водой разбавить. Но осторожно, на вкус всё время пробуя. Чуть перебрал воды – пресное питьё будет, безвкусное… Нас, монголов, мало, поэтому правильно делаем, что зовём к себе другие народы и племена. Но – меру в этом знать надо. Китайцев – тьма! И следует остерегаться, чтоб они наши ряды водянистыми не сделали…

– Вот это мудрые слова! – послышалось из уст сегуна Хубилая. – Я тоже полагаю так: достаточно тех мэгэнов, которые спас Боорчу, пожертвовав собой… Мы должны обратиться к ним с нашим твёрдым и горячим словом – с таким, чтоб оно их до пяток прожгло! И лучших из них введём в ряды нашей конницы.

– А с остальными мэгэнами что делать будем?

– А раздать их же запасы чарпы да отпустить на волю. Пусть по всему Китайскому илу добрые вести о нас пойдут!

– Но жалко же такую тьму людей отпускать, они нам в чёрных работах ох как пригодились бы! – воскликнул кто-то.

– Не точи зуб на то, чего на вкус не ведаешь, – повернулся к сказавшему это Хубилай. – Просто сказать: пригодились бы. А как прокормить столько мэгэнов? Сами же они себе пропитания не добудут: ведь ханьцы не охотятся, как мы. А от нашей пищи, непривычной для них, быстро ослабнут, бесполезными нам станут.

– Верно, да к тому же зачем нам столько пеших, ползающих по степи не быстрее вшей?

– И впрямь… Сколько они в день проходят?

– Самое большее – двадцать пять ли, это всего лишь четверть того, что конные медленной трусцой проедут…

– Да, неспешное войско, однако. А ведь вооружить да одеть столько мэгэнов – разоримся!

– А кормёжка? Сколько же риса им в день нужно…

– Да и не один бык понадобится, чтобы все это тащить.

– Нет уж, лучше их отпустить с миром да с припасами, как Хубилай предложил, – так постановили тойоны.

* * *

Однако сдавшиеся тумэны китайцев отпустили на волю лишь после того, как войска вошли в китайские владения, отгороженные от остального мира Великой Чаган Хэрэм – Китайской Стеной.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Варяг
Варяг

Сергей Духарев – бывший десантник – и не думал, что обычная вечеринка с друзьями закончится для него в десятом веке.Русь. В Киеве – князь Игорь. В Полоцке – князь Рогволт. С севера просачиваются викинги, с юга напирают кочевники-печенеги.Время становления земли русской. Время перемен. Для Руси и для Сереги Духарева.Чужак и оболтус, избалованный цивилизацией, неожиданно проявляет настоящий мужской характер.Мир жестокий и беспощадный стал Сереге родным, в котором он по-настоящему ощутил вкус к жизни и обрел любимую женщину, друзей и даже родных.Сначала никто, потом скоморох, и, наконец, воин, завоевавший уважение варягов и ставший одним из них. Равным среди сильных.

Александр Владимирович Мазин , Александр Мазин , Владимир Геннадьевич Поселягин , Глеб Борисович Дойников , Марина Генриховна Александрова

Фантастика / Попаданцы / Социально-философская фантастика / Историческая фантастика / Историческая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза