– У меня предложение очень простое, – раздался голос молодого тойона, который едва ли не впервые оказался на совете, – в плен мы этих китайцев слишком много взяли. Нам столько без надобности. Надо поубавить: для того или иного дела отобрать лучших, крепких и выносливых, а прочих, мелочь всякую, полудохлых и слабых – их надо просто перебить!
– Ничего себе! Пленных? Паренёк, да ты думаешь, что говоришь?! Да кто ж после этого будет в плен нам сдаваться? Разве что дураки вроде тебя! – прикрикнул на юнца старик Соргон-Сура.
– Не надо на молодёжь накидываться! Пусть привыкают к тому, что мнение своё мы все высказываем откровенно. А если их с младых лет одёргивать, то кто ж из них вырастет? – заступился за своего питомца седовласый Аргас. – У нас всегда должен быть открытый и откровенный разговор, без осторожничанья и умолчаний. Иначе – лукавство будет…
– Ну, знаешь, не всё, что у тебя на уме, должно быть у тебя и на языке: таких болтунов разумными людьми не считают! – с ехидством ответил Соргон-Сура своему почтенному сверстнику.
– Да не суй ты мне в зад колючки языком своим! – привычно отшутился старик Аргас. – Знаю я тебя, целый век с тобой маюсь… Намекаешь, что я своих молодцов не научил мыслить правильно? Но ещё никто не выпадал из чрева матери в траву равным тебе, о мудрейший! Таким, как ты, способным говорить лишь безошибочные вещи, которые вышестоящим людям всегда по душе… Нет, дорогой мой, молодых надо долго учить, а уж чтоб настоящего тойона выпестовать, который судьбами людскими распоряжается – тут много лет и сил надобно. Это тебе не кумыс готовить…
– Ох, старики! Как сойдутся, так и начнут бодаться – ровно бычки норовистые! – воскликнул в сердцах Мухулай, но тут же строгим голосом направил разговор в деловое русло, потому что люди на совете, устав от прений, уже начали подзуживать двух спорящих стариков. – Не отвлекайтесь, мы собрались, чтоб важное дело решить. Вот и надо каждого выслушать, кто бы что ни говорил, и выбрать из многих мнений самое верное… Вот мы и выслушали этого молодого человека, и спасибо ему. Но то, что он предложил, большинству из нас не по нраву, ибо нам надо о будущем думать. Если второпях что-то решим, завтра это худом обернётся.
– Главное! Мы должны твёрдо постановить, что пленных не убиваем, что слову нашему верны. Иначе грязь падёт на доброе имя монголов. Такая грязь, что потом не отмоешься, – жёстко молвил предводитель главного войска Най. Молвил – словно гвоздь вбил.
– Я хочу своё слово сказать, – поднялся, прежде скрытый многими сидящими, Верховный судья Сиги Кутук. Все повернулись к нему: этот обычно молчаливый, не по годам рассудительный человек никогда не высказывался попусту.
– Всему своё время… Вот тут кумыс помянули, а ведь можно и кумыс водой разбавить. Но осторожно, на вкус всё время пробуя. Чуть перебрал воды – пресное питьё будет, безвкусное… Нас, монголов, мало, поэтому правильно делаем, что зовём к себе другие народы и племена. Но – меру в этом знать надо. Китайцев – тьма! И следует остерегаться, чтоб они наши ряды водянистыми не сделали…
– Вот это мудрые слова! – послышалось из уст сегуна Хубилая. – Я тоже полагаю так: достаточно тех мэгэнов, которые спас Боорчу, пожертвовав собой… Мы должны обратиться к ним с нашим твёрдым и горячим словом – с таким, чтоб оно их до пяток прожгло! И лучших из них введём в ряды нашей конницы.
– А с остальными мэгэнами что делать будем?
– А раздать их же запасы чарпы да отпустить на волю. Пусть по всему Китайскому илу добрые вести о нас пойдут!
– Но жалко же такую тьму людей отпускать, они нам в чёрных работах ох как пригодились бы! – воскликнул кто-то.
– Не точи зуб на то, чего на вкус не ведаешь, – повернулся к сказавшему это Хубилай. – Просто сказать: пригодились бы. А как прокормить столько мэгэнов? Сами же они себе пропитания не добудут: ведь ханьцы не охотятся, как мы. А от нашей пищи, непривычной для них, быстро ослабнут, бесполезными нам станут.
– Верно, да к тому же зачем нам столько пеших, ползающих по степи не быстрее вшей?
– И впрямь… Сколько они в день проходят?
– Самое большее – двадцать пять ли, это всего лишь четверть того, что конные медленной трусцой проедут…
– Да, неспешное войско, однако. А ведь вооружить да одеть столько мэгэнов – разоримся!
– А кормёжка? Сколько же риса им в день нужно…
– Да и не один бык понадобится, чтобы все это тащить.
– Нет уж, лучше их отпустить с миром да с припасами, как Хубилай предложил, – так постановили тойоны.
Однако сдавшиеся тумэны китайцев отпустили на волю лишь после того, как войска вошли в китайские владения, отгороженные от остального мира Великой Чаган Хэрэм – Китайской Стеной.