Читаем По велению Чингисхана полностью

Например, для стрельбы из огнедышащих орудий надобно некое жидкое, но вязкое топливо, зовущееся земляным маслом, земляным, почвенным жиром. Чёрное и очень резко пахнущее. Отыскать его – что живую воду найти. Пришлось потратить много сил, прибегнуть ко многим хитростям и уловкам, да и взяток дать без счёту, чтобы китайцы сами отыскали это подземное сокровище в какой-то затерянной их глуши, куда раньше и нога человеческая почти не ступала, и возить его стали оттуда на верблюдах, разлитое в особые, для того и сшитые, кожаные торбы… И всё это наладили люди, до тех пор к этому делу никакого отношения не имевшие. И все, к нему причастные, дали самую страшную клятву о неразглашении тайны. А уж если китаец дал такую клятву – всё! Хоть ты режь его на куски, хоть жги живьём – не вырвешь из него ни слова признания. Вот до чего удивительный народ!

А тайну изготовления «взрывчатого порошка» хранят следующим образом: его производят по частям, и одну часть делают одни мастера, потом передают её другим, те делают свое дело, передают третьим, а те, наконец, четвертым, которые и завершают производство. Каждый мастер знает только то, что ему надлежит знать, а предыдущие и последующие этапы его совершенно не волнуют, он и не пытается ничего об этом узнать: меньше знаешь – дольше проживёшь…

Немало им пришлось потрудиться, головы поломать, соединяя разные вещества, испытывая их в действии, изобретая всё почти заново. Испытания проводили далеко в горах – и чтоб меньше было жертв при неудачах, и чтоб никто из непричастных не знал об этом. Но не обошлось без промахов, и немало людей погибло и было изувечено взрывами… Зато – цели достигли, задачу выполнили! И теперь они могут взорвать любую башню и стену самой могучей крепости, сделав под них подкоп.

А уж мастера кузнечного дела – одни из самых дорогих ценностей для любого государства, их отбирали под тщательным присмотром самого тойона Джэлмэ. Их привозили вместе с семьями в места, где плавили железо, или селили рядом со ставкой, давали им теплое жильё и всё необходимое для жизни и труда…

* * *

…По прямому повелению хана по всему Монгольскому илу было задействовано всё, что могло спасти жизнь Сюбетея.

Отовсюду везли лучших целителей, самых искусных лекарей, везли прославленных знахарей, могущих излечивать самые тяжкие рубленые раны, везли травознатцев и шаманов… Для их скорейшей и незамедлительной доставки не жалели перекладных лошадей, гнали их во весь опор.

Китайские лекари зашили открытые раны на лице и на груди, а также соединили сухожилия на изрубленных руках.

Кипчакские врачи смазывали раны особыми целительными мазями.

А ламы, прибывшие из монастырей Тибета, тщательно прочистили левую глазницу Сюбетея, чтобы не началось заражение.

И, наконец, в одну из ночей было устроено камлание семи знаменитых татарских шаманов, семи самых прославленных провидцев.

Во всех окрестностях прекратилось всякое движение, всё людское множество замерло, погасив все костры и факелы. Знатнейшие собрались в огромном суглан-сурте – шатре для проведения великих советов. Ведь одновременное камлание семи таких пророков-чародеев в окружении их первых учеников – редчайшее, необыкновеннее событие…

Они камлали столько времени, сколько надобно для того, чтобы дважды в казане сварилось мясо.

Шаманы поочередно, по восходящей, обращались к каждому из восьми богов, молили каждого из них о помощи.

Когда шаманы своими душами вознеслись на Седьмое Небо, их брови, усы и бороды покрылись толстым слоем инея. Стуча зубами от мороза, они с великим трудом проникли в область Восьмого Неба, и вдруг взвыли волками, залаяли собаками, стали издавать крики разных животных и птиц!

И, наконец, их души крылатыми птицами вернулись на землю, соединились со своей плотью, и все до единого шаманы без сознания, без чувств, как безжизненные тряпичные куклы, рухнули оземь!

Тут же раздались пронзительные вопли ужаса из уст глядевших на камлание женщин и детей. Да и у мужчин волосы встали дыбом и тела заледенели от страха… Все застыли и онемели, и пребывали в таком состоянии до тех пор, пока лежащие шаманы вновь не задышали, не зашевелились, и с глухими стенаниями стали расползаться в разные стороны…

Самый великий из семи шаманов, снежновласый Сарт, придя в себя, начал истолковывать то, что поведали ему Небеса:

– О, люди, никогда ещё за всю мою судьбу шамана я не испытывал подобного потрясения!.. Только мы собрались покинуть Восьмое Небо, как незримые высшие духи стали хлестать нас хлыстами: исхлестали, избили почти до смерти – а потом изгнали, выдворили обратно на Землю! А свыше раздался глас, и вот что он изрек:

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Варяг
Варяг

Сергей Духарев – бывший десантник – и не думал, что обычная вечеринка с друзьями закончится для него в десятом веке.Русь. В Киеве – князь Игорь. В Полоцке – князь Рогволт. С севера просачиваются викинги, с юга напирают кочевники-печенеги.Время становления земли русской. Время перемен. Для Руси и для Сереги Духарева.Чужак и оболтус, избалованный цивилизацией, неожиданно проявляет настоящий мужской характер.Мир жестокий и беспощадный стал Сереге родным, в котором он по-настоящему ощутил вкус к жизни и обрел любимую женщину, друзей и даже родных.Сначала никто, потом скоморох, и, наконец, воин, завоевавший уважение варягов и ставший одним из них. Равным среди сильных.

Александр Владимирович Мазин , Александр Мазин , Владимир Геннадьевич Поселягин , Глеб Борисович Дойников , Марина Генриховна Александрова

Фантастика / Попаданцы / Социально-философская фантастика / Историческая фантастика / Историческая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза