По велению Чингисхана

Казалось, сама Воля Небес создала эти преграды, чтобы уберечь Святой Град мусульман. Так что никакому, даже огромному и мощному войску, пешему или конному, невозможно было нагрянуть туда беспрепятственно и без потерь. Пехоту, медленно продвигавшуюся по тем землям, поджидали одни опасности, конницу, хоть и более быструю, но вынужденную часто останавливаться, чтобы напоить и накормить коней, ждали и подстерегали другие испытания.

Обычно воинство султана Мухаммета лишь менее чем на треть состояло из конных частей. Но на сей раз конница составила главную силу его войска, вышедшего в поход: ему думалось, что она быстрей достигнет Багдада и мощней подавит там сопротивление, чем пехота. Потому что в пешие войска набирали людей из местных земледельцев, а те являлись уже издавна правоверными мусульманами. И потому, как бы в их глазах ни чернили халифа багдадского, трудно было ожидать, что они с охотой будут крушить город, ставший оплотом их веры… А вот в конницу отбирали только одних тюрков-язычников, да кое-кого из кочевых же тюрков-христиан. Эти люди Аллаха не почитали, мусульмане им не были братьями по вере: стало быть, по мысли султана, они будут крушить Багдад без чувства греха, безжалостно и жестоко…

Однако пеший с конным в ногу не ходят. Поэтому конница и пехота отправились в путь по отдельности. Пешие двигались поначалу почти безостановочно, однако конникам часто приходилось останавливаться, ожидая их, чтобы разрыв меж двумя частями войска не стал слишком большим… Преодолели пустынные степи, пересекли песчаную пустыню, где барханы походили на жёлтые волны южного моря. И, наконец, подошли к подножию голых скалистых гор.

Первой на горные тропы ступила верховая рать, чтобы перейдя гряду, подождать пешее войско на другой ее стороне. Но тут грянул обильный снегопад, не прекращавшийся ни днём, ни ночью, и шёл он несколько суток. Конница стала двигаться медленно, а потом и вовсе остановилась. Когда снегопад утих, двинулись было дальше, однако лошади увязали в могучих сугробах по брюхо, а то и по грудь. Дальше – хуже: иссякли запасы зерна, которые везли с собой, и непривычные к морозам лошади от бескормицы стали слабнуть, а вскоре начался их падёж. Но более страшной бедой оказались местные курды, чьи отряды неприметно следовали за войском, – они стали устраивать засады и нападать на оголодавших и ослабевших от холода воинов Хорезм-шаха. Им удалось истребить целых два тумэна из шести, шедших на Багдад! А затем и пехота тоже попала в засаду курдов… Но самые большие потери были понесены не в стычках, а от мороза. И, наконец, поняв, что до Багдада не дойдёт никто, войско султана повернуло обратно; в снежном плену погибла почти половина воинов…

Весть об этой сокрушительно-гибельной неудаче тут же пронеслась по всем владениям султана Мухаммета. И нанесла она правителю Средней Азии гораздо более тяжкий урон, чем гибель множества его воинов в походе. Ибо то был удар по духовным устоям государства, по верности его подданных своему владыке. Каждый истый мусульманин воспринял эту весть как весть свыше: значит, сам Аллах и впрямь карает тех, кто выступает против истинной веры, кто поднимает меч на духовное сердце ислама. И хотя подданные султана Мухаммета молчали, страшась казней, но втайне, в думах своих они уже отреклись от своего повелителя.

Это и стало началом конца могучей державы Хорезм-шаха.

Ибо государство по-настоящему начинает рушиться не от внешних ударов, а изнутри. Когда народ утрачивает веру в государство…

* * *

Узнав, что судьба предстоящей великой войны предрешена ещё до её начала, Кехсэй-Сабарах впал в отчаяние. Вот и завершается дивное и долгое время расцвета, царившее на этих землях. Время, когда край, возомнивший себя сердцевиной и венцом срединного мира, наслаждался изобилием, когда изобилие падало на него с небес и вырастало из-под земли.

Как бы ни сопротивлялся отдельный человек или целый народ, стремясь отдалить приход такого тяжкого часа истории, даже заранее предугадав его, людские силы и возможности всегда оказываются ниже небесных. Именно в такие дни бытия человечества становится особенно ясно, что судьбы мира, судьбы самых великих народов зависят лишь от Воли Божьей. А вот владыки, правители государств, державные деятели в такие часы почему-то начинают в большинстве своём и мыслить, и действовать мелко, суетно и ограниченно, выказывая себя не вождями народными, а безответственными и неразумными людишками…

…Так думалось великому старому воину Кехсэй-Сабараху. О, до чего же обидно, что именно в эти решающие дни столь резко одряхлел, так сильно сдал гур хан, Дюлюкю великий, правитель кара-китаев; что он, всегда уверенно державший под своею дланью все окружные края, растерял своё былое могущество…