Наверное, это и называют в сказках краем изобилия, и прет оно из самой земли, обильно напитанной водами арыков. Но богатство это достигается согбенным трудом миллионов, обрабатывающих каждый клочок благодатной земли. С нее снимают два-три урожая зерновых, выращивают и собирают всякие сладкие фрукты, овощи, сушат, запасаются, везут на богатые всем базары. Казалось бы, этого изобилия должно хватить на всех, да еще избыток другим народам и странам продавать…
Но разве человек может насытиться чем-то? Смотришь на этих людей, но не видно никакой радости, никакого довольства тем, что посчастливилось жить в таком благодатном крае, позволяющем безбедно кормиться от рук своих, растить детей, своих кормильцев под старость… Но нет, везде хмурые и озабоченные, кислые, а то и перекошенные лица, будто не для них солнце светит и земля рождает всё, что ни захочешь, словно нет на свете более нуждающихся. Порасспросишь и узнаешь:
– Налогов слишком много… Угнетают. Обижают…
– Тойон на тойоне. И каждому дай взятку, плати за все.
– На каждое, даже пустяковое дело требуется особое разрешение. И пока добьешься его, столько сил и денег затратишь, что уже зачинать дело неохота.
– А цены какие?! Работаешь почти задаром…
– Гляньте, сколько нищих, бездомных. Еще вчера они работали так же, как мы…
Так оно и есть… Но по сравнению с той страшной бедой, что подступает с востока, все это – лишь горести обычной в большинстве стран жизни, в которой нет-нет, да и радости бывают, удачи, в какой мирно после тяжелого труда уснул и мирно проснулся. Но как представишь, что эти сочные, цветущие долины превратятся в продолжение пустынь, а попрятавшиеся, оставшиеся в живых и не проданные в рабство люди будут умирать от голода, и шакалы будут терзать трупы… Нет, избави Бог от таких картин, дрожь пробирает от них даже старого, всякое повидавшего воина.
Только ни первый правитель, ни последний нищий этой пока еще счастливой в своем мирном бытовании страны не хотят понять этого, поверить в это.
Кучулук молча и внимательно выслушал рассказ о сартелах. Старику это понравилось: значит, привыкает держать в узде свои мысли, вникает в чужие, особенно если сравнить с правителем-соседом. Да и прежний Кучулук не дослушал бы толком, начал бы возражать или вставлять что-то свое, спрашивать о второстепенном и обязательно свернул бы в сторону от главного, основного…
– Султан постоянно требовал от меня одного – чуть ли не выдать ему гур хана. Я не могу понять этого! Какая ему польза от свержения старца, отошедшего от дел и всякого управления, когда такая опасность надвигается?
– Вот именно – какая? Уж лучше бы ему иметь против себя немощного старика, казалось бы, чем тебя, молодого и сильного… Это, я думаю, не от большого ума. Дело тут, скорее всего, в застарелом соперничестве, в амбициях. Хоть и одряхлел сейчас старик, но прежних заслуг и славы у него никто не отнимет. Султан же, видимо, хочет обернуть это в свою славу, прослыть окончательным победителем такого грозного соперника… Глупо ловить славу, уже опоздавшую. А о монголах особо и не хочет задумываться, не придает им должного значения, на мой взгляд; думает, что они далеки и пока придут, мол, и разделаются с нами, он уже станет халифом, властителем полумира, и что ему тогда какие-то кочевники… О халифате мечтает, о власти над всеми мусульманами.
– Неужели не знает истинного положения? Ведь у него столько ушей и глаз везде.
– Не знаю, может, доносят ему в таком виде, что монголы предстают ничтожными, незначительными варварами… Но я-то как раз прямо и жестко ему объяснил, сказал о них главное. Выслушал, но не услышал толком.
– Что ж, заткнувший уши не услышит голос Неба… Ну, а с какой примерной оценкой мощи султана ты вернулся, какая у него армия, насколько сильна? – Кучулук, прищурив глаза, испытующе посмотрел на старика. – Поспорит с нашей?
Заметив этот взгляд, старик внутренне вздрогнул. Уж очень он напомнил в этот момент Джамуху.
– Не знаю, как вкратце сказать… И как можно судить о мощи войска по воинам, которых выстроили на площади перед казармами? Если б посмотреть на них во время настоящего сражения… Но лично я не нашел того войска, о котором ходит столько легенд; более того, вернулся с самыми дурными предчувствиями…
– Хорошо! Расскажи-ка подробнее! – Кучулук обрадовался, вскочил, зашагал взад-вперед.
– Подробностей не так уж много – кроме того, что мы уже знаем о них… Разве что некоторые свои мысли выскажу, – сказал старик, неприятно пораженный и удивленный этой странной и нездоровой радостью сегуна. – Да, слабо его войско… А что, разве султан не единственный твой возможный союзник против Чингисхана?..
– Так-то оно так, но слишком уж он возносится. Меня ни во что не ставит… говоришь, опять спрашивал о гур хане? Будто я не славного ханского рода, а выскочка, готовый предать благодетеля и отца моей жены, бродяга безвестный, только здесь ставший человеком…