Но как пойти против решения и слова отца, великого хана? Выжидающее молчание повисло в сурте, и хотя все они вместе растили-холили и воспитывали Алтынай как родную дочь, но ждали теперь, что скажет мать, родившая ее – Усуй. А она, дородная и невозмутимая, по лицу которой никогда нельзя было догадаться, о чем думает, и на этот раз не торопилась говорить, скорбно поджав губы и опустив глаза…
– Каждый на этот свет рождается со своим назначением, с какой-то целью, о которой он и сам не знает… – охрипшим голосом начала, наконец, Усуй-Хотун, и стало видно впервые, может, как трудно даются ей эти слова. – И почти никогда желания человека не совпадают с этим, ему назначенным. Но делать нечего, приходится нам подчиняться ей, судьбе… Мы слабы, а она сильна, да. А когда проходит время, оглядываешься и видишь, что все вроде получилось так, как должно было случиться, все вроде стало на свои места… Алтынай будет нелегко, ох как трудно будет дочке… Но, видно, ей назначено это отцом Небесным – Тэнгри, и против него воля наша бессильна, и не надо нам противиться Ему, Его повелению. Пусть едет дочка исполнять Его волю, а не нашу… А мы подумаем, как облегчить ей жизнь там, устроить, как поддержать…
Женщины подавленно молчали. И что за наказание это людям, вроде бы облеченным властью и силой, но не могущим поступить так, как хочется, как поступил бы без колебаний любой простолюдин, оберегая дитя свое… Да, многое дано им, но и столько ответственности возложено на плечи их, столькими писаными и неписаными законами связаны они, так ограждены со всех сторон жесткими рамками условностей и обычаев, что не пошевелиться порой… Так, наверное, думали они сейчас, не находя выхода, бессильные в высоком положении своем, со всем своим влиянием на дела в великом ханстве. Жестокая сила – власть, и не менее жестока она к правителям, чем к подданным…
Слова сестры для Усуйхан-Хотун были неожиданными, но в то же время и решающими, и она с невольным облегчением вздохнула, словно с ее плеч свалилась тяжелая ноша… И опять пришлось произнести ей тяжкие слова, с которыми никак не соглашалось ее сердце:
– Пусть будет так… Мы не можем поставить под сомнение слово хана, тогда бы это породило неуверенность в подданных, особенно в западной части Ила, и злорадство и сплетни средь врагов… Да, этого никак нельзя допустить. А Алтынай мы постараемся помочь – что мы, не в силах?!. Дадим ей два мэгэна! Тогда она сможет жить не в центральной ставке уйгуров, а будет кочевать по степи где хочет. Устроим так, чтобы наши охранные войска, которые там находятся в подвижном дозоре, время от времени посещали ее и представлялись ей как… как главе, правительнице уйгуров – да, именно так! Чтобы подчинялись только ей. Дадим этим уйгурам почувствовать свою силу, и это отобьет им охоту лезть к нашей дочке, впутывать в свои дрязги, хоть как-то обижать… К тому же все они зависят от торговли, без Шелкового Пути им не обойтись, а он, считай, под нашим надзором. Нет, мы заставим их считаться с Алтынай, признать ее. Я сказала!.. – И она склонила голову, сдерживая подступающие слезы, скрывая их. Нет, не смогла…
Разумеется, суть этого разговора была доведена до Алтынай в самом общем виде, наказов и советов она приняла много, так что прибыла к уйгурам без всяких сомнений, с твердым намерением обжиться, обрести вторую родину.
Как и распорядилась Усуйхан-Хотун, она не заняла заранее подготовленный для нее нарядный дворец, а предпочла устроить свой отдельный стан.
Уйгуры уже отошли от своей прежней кочевой жизни, в большинстве своем осели по орошаемым плодородным землям, богатым всяким произрастанием, и стали, подобно китайцам, выращивать злаки, овощи, заниматься безотгонным скотоводством, тем и кормились. Но основным занятием все же были различные перевозки, проводка и охрана караванов с товарами на Шелковом пути, а вскоре – и само торговое дело, увлекшее многих. И потому чего только не увидишь и не найдешь на базарах – из самых дальних порой краев. Но люди и этим не довольствуются, все мало им, без устали и с азартом гонятся за все новыми и новыми товарами, диковинками, за богатством. Не без помощи торговли здесь развита и письменность, распространена грамотность, это видно и по внешности, и по поведению людей.
И поражает странное сочетание западных и восточных обычаев и традиций, порой принимающее довольно уродливое выражение. Погоня за деньгами, богатством давно уже разделило людей на разные прослойки по их достатку, и все тут с некоторых пор стало измеряться золотом, серебром, сиянием драгоценных камней, вытесняя родовые, с кочевнических времен, установления чести и долга.
Алтынай поначалу не очень нравилось, что ей в дорогу дали многочисленные стада верблюдов и прочего скота, да еще и пеших черных войск, собранных в Китае… Ей тогда казалось, что вполне бы хватило и двух ее мэгэнов: чем могут быть полезны пешие войска, непривычные к степному быту, только лишние рты кормить даром. Но меры эти оказались предусмотрительными, очень даже продуманными.