По велению Чингисхана

Оказывается, какая это всегда была ему помощь – находящийся рядом человек с таким острым умом, ничего не упускающим, со свежими, подчас необычными идеями, чаще всего весьма удачными, на которые спрос из-за их сложнейших дел постоянен. И когда Джэлмэ всерьез занемог, хоть и на короткое время, это сразу почувствовалось во всем.

И вот сейчас у него даже глаза загорелись прежним будто бы огоньком. И почему бы этой удаче не помочь ему хоть немного выкарабкаться из болезни?

– Да, я в основном всех выслушал. И получил от них, кажется, намного больше сведений, чем предполагал и ожидал… – Джэлмэ улыбался, благостно поглаживая свой высокий лоб с залысинами. – По всяким слухам издалека, по громкой славе их великих деяний считал я и султана Мухаммета, и гур хана Дюлюкю правителями могучими, умеющими организовать и страну, и войска…

– А как оказалось на самом деле?

– Если судить по рассказам моих посланцев, то получается, что и организация всех дел у них нечеткая, рыхлая и малодейственная, и внутренние противоречия их раздирают – как псы палого барана.

– Ну, кто знает… Возьми даже и нас: если взглянуть на нас со стороны, то вряд ли мы полностью сумеем соответствовать той громкой славе, которая летит впереди нас и приобретает, кажется, все более густые, мрачные и величественные оттенки, – сказал хан тихо, не поднимая глаз. – А великое – оно всякое в себе имеет…

– А тем не менее, все-таки приятно слышать о слабости врага, которого издалека так побаивался. Ну, да ладно… – И Джэлмэ стал выкладывать по порядку все, о чем намеревался сказать: – Во-первых, точно подтвердилось, что султан Мухаммет находится в ссоре с центром своей веры – Багдадом…

– Ну, об этом мы уже наслышаны. А с чего все начиналось?

– Султан попытался заставить читать в мечетях молитвы, воспевающие его величие, но там не согласились. Он же продолжал настаивать: «Среди последователей исламской веры еще не рождалось более великого правителя, чем я, и потому вы все должны поклоняться мне!..» А те ответили весьма сухо: «Поклоняться можно только истинному потомку Великого Пророка, да будет благословенно имя Его! А ты даже не араб…» Оказывается, они считают, что тюрки имеют к вере холодноватое отношение, не умеют так истово верить, как арабы, и потому относятся к ним как к неполноценным мусульманам.

– Если так думают о своих ближайших соседях, значит, нас и за людей-то, наверняка, не считают, – хан покачал головой. – Высокомерны служители Аллаха… Впрочем, не они одни. Все мы грешим.

– Ну, а получив такой ответ, султан Мухаммет, естественно, был оскорблен и взбешен, пригрозил: «В таком случае, если добром не хотите соглашаться, то найду на вас другую управу! Вы, ничего не сделав ради распространения исламской веры, берете на себя смелость распоряжаться от имени Аллаха, как вам вздумается, и тем самым совершаете столь тяжкий грех, что и верблюд не выдержит… Нет другого правителя, кто бы столько сделал, чтобы вера наша распространилась как можно шире, и все знают, что вы хотите устранить меня, завидуя моим успехам, моей славе. Тогда пусть теперь сам Аллах рассудит и решит, кто из нас прав, а кто нет!..»

– Вот как?!. Аллах, то есть меч? Да, султан слишком горяч и невыдержан, и совсем не подобает быть таким правителю его уровня… – покачал головою хан; и острым взглядом своих синих глаз вдруг уперся в зрачки Джэлмэ, спросил вкрадчиво: – Друг, но ведь трудно почему-то этому поверить… Слишком как-то просто всё у тебя получается – вернее, у них…

– Нет-нет… Это правда. Потому что из-за этого идет раскол даже среди мулл: одни поддерживают Багдад, другие – султана. Так что явная для всех и достаточно глубокая пропасть пролегла между ними.

– Ну, и как дальше будет развиваться эта ссора… как ты думаешь? Что, султан возьмет обратно слова, вырвавшиеся в минуты гнева?

– Трудно что-то определенное сказать… Если примут доводы тех, кто с двух сторон пытается примирить их, – а такие есть, – то, может, и восстановят отношения. – Джэлмэ помолчал, опустив глаза, раздумывая. – Хоть бы эта ссора не погасла, продолжала отвлекать его от востока. Вот бы очень осторожно и незаметно подлить масла в сей беснующийся огонь…

– Хм… И каким же образом?

– Умеючи можно все сделать. И способов таких немало. Всегда куда труднее улаживать раздор, – и в десятки раз проще его разжечь…

– Не надо, вот этого не надо… Тема веры – слишком тонкая и ответственная перед Небом. Нельзя тут вмешиваться бездумно. Неизвестно, чем это может обернуться – и для нас, и для всех. А не считаешь, что как только появится угроза извне, так они сразу соберутся вместе, воедино?.. Подумай. А как они воспринимают нас?

– Нас, похоже, на всех уровнях ни во что не ставят.

– Странно как-то…

– Вот так. Но это от незнания. Правду говоря, я даже не знаю, радоваться этому или огорчаться, – сказал Джэлмэ, криво усмехнувшись.