По всем частотам. Сборник

С лязгом захлопывается дверь, отрезая Наташу от той страшной, горькой, горелой реальности, шуршит на сиденье у окна радиостанция, покачивая антенной: «Третий – первому. Проверьте ваш сектор, к вам, кажется, гости…»

Потом автобус подпрыгивает на ухабе, внутри радиостанции что-то щёлкает, и снова раздаётся привычное:

– …Мы сидим не дыша и смотрим туда,

Где на долю секунды показалась звезда,

Мы молчим, но мы знаем: нам в этом помог

Троллейбус, который идёт на восток,

Троллейбус, который идёт на восток,

Троллейбус, который…4

Приходить в себя больно и холодно. Автобус плавно тормозит, распахивает дверь, и в неё врывается кусачая метель, в которую Наташа шагает без слов, без чувств и без вопросов.

Мгновенье мир кружится вокруг неё снежной каруселью, а потом такие знакомые руки вдруг притягивают Наташу к себе, загораживая от ветра, и Андрей с удивлением спрашивает:

– Ты что, в церковь ездила? От тебя ладаном пахнет… Насилу тебя разыскал. Ты прости, Наташ, ладно? Забудь, что я там тебе наговорил, не бери в голову, не порть себе жизнь, хорошо? Только не плачь. И не сбегай вот так больше, вон какая метель разыгралась.

– А если… – медленно, словно выныривая со дна омута, спрашивает Наташа, – если я хочу испортить себе жизнь? Или джедаям запрещено жениться и ты просто по пьяни это всё наговорил?..

Она помнит его – похожим на зверя, на сторожевого пса, на дикого леопарда…

Но даже у сторожевого пса должен быть кто-то, кто будет чесать за ухом и залечивать чужие укусы. Кто-то, кто будет ждать дома – всегда.

Кто-то, кто слишком хорошо знает, какие круги по воде расходятся от следов его лап – и что будет, если помешать зверю делать его звериную, собачью работу. Кто помнит слёзы маленького седого проводника и зарево неслучившихся пожаров, запах гари, табака и ладана.

…У подъезда переминается с ноги на ногу высокая, запорошенная снегом фигура с бутылкой шампанского в руках.

– Мишутка?! – ахает Наташа.

Тот кривовато улыбается:

– Ну что, Адрианов, ты хоть сказал ей все эти слова про руку, сердце, печень, почки, душу и тело? Или я напрасно на шампанское раскошелился, надо было чё покрепче брать?

– Да ну тебя, – бурчит Андрей с нотками смущения в голосе.

А Наташа всё вглядывается в Мишуткино лицо, пытаясь понять, что же видит в неверном свете уличного фонаря.

Откуда у Мишутки на лице кровь?

– Так ведь он умер, – раздаётся сзади негромкий голос Проводника. – Там, в лесу. Охранение прохлопало дозор бандитов, а те, услышав Андреев выстрел, прямо на вашего Мишутку и выскочили… Но ты не переживай. Ты же помнишь, иногда я всё же могу что-то исправить. Не все круги по воде разбивают отражение на осколки.

Наташа вдруг вспоминает стрельбу в лесу в самом начале.

Свой отчаянный крик.

А потом – Андреев голос в радиостанции: «Третий – первому. Проверьте ваш сектор, к вам, кажется, гости…»

– Не бойся, – шепчет Проводник. – На что-то я всё-таки гожусь.

Вместо ответа Наташа, не оборачиваясь, находит чужую ладошку и вкладывает в неё новенькую жёлтую зажигалку.

А потом заставляет себя не бояться – и робко улыбается.

Её «джедаи» неловко улыбаются ей в ответ.

…А где-то не здесь, с ногами забравшись на сиденье, чуть заметно, кривовато улыбается и Проводник, прижимая к себе радиостанцию и совершенно не обращая внимание на то, как течёт по замотанной шарфом руке кровь.

Не его кровь – совсем другого человека из города с грозным названием и чёрной судьбой.

Блестит в кулаке маленькая жёлтая зажигалка. Автобус катит вперёд и вглубь, пробиваются сквозь помехи голоса сотен бойцов из века в век полыхающей войны, а конечной остановки 762 маршрута всё не видать.

Да и есть ли она?

Октябрь 2012 года, июнь 2020 года,

Москва, дер. Прислон

Кукла

Питер, 1997 г. – Грозный, 1995 г.

Но мы идём в тишине по убитой весне,

По разбитым домам, по седым головам,

По зелёной земле, почерневшей траве,

По упавшим телам, по великим делам,

По разбитым очкам, комсомольским значкам,

По голодным годам, по холодным снегам.

Мы идём в тишине по убитой весне,

По распятым во сне и забытым совсем…

Чёрный Лукич

Уж не знаю, кой чёрт меня туда дёрнул, в этот дождливый, пустынный, до головной боли знакомый переулок. Словно щёлкнул переключатель, и ноги сами понесли, понесли, понесли…

Торопливо, по-заячьи я пытался удрать от… себя? Наверное. И ещё от людей. От этих липких взглядов, которые боязливо прячутся в стекляшках вежливых кукольных глаз, стоит мне поднять голову. Да-да, вы, небось, тоже так смотрите!