По всем частотам. Сборник

Да и не только его. Всех их – этих беспомощных, контуженных… до дрожи похожих на самого Руся парней. И что, что форма другая и калаши без понтового обвеса. Все эти внешние отличия ничего не значат СЕЙЧАС.

А там будь что будет.

…Это то, что испытывает Ник каждый раз?

Тарахтит знакомый мотор.

– Русь? – окликает Ник из переулка.

И тогда Русь отворачивается, закидывает автомат за спину и уходит к нему.

Беспомощный взгляд Надира ещё очень, очень долго сверлит спину.

***

В лагере всё по-прежнему, словно и не уходил. Сухая сирийская жара быстро выгоняет из тела последние воспоминания о зимнем Грозном, разве что в носу слегка свербит напоследок.

– Кинчев, какого…

– Я посылал, – спокойно обрывает Родина Джедай.

Но ничего у Руся не спрашивает, только смотрит в глаза внимательно.

Русь поспешно плюхается рядом со своим рюкзаком и бросает взгляд на часы.

Лагерь он покинул десять минут назад…

Как будто и не было ничего – только вот взгляд Зенита мешает забыться. ЧВКшник тоже ничего не спрашивает (и спасибо ему за это!), но скрыть интерес даже не пытается.

Игнорировать его сложно.

Но Русь старательный.

– Кинчев, а Кинчев, – подаёт голос Митяй, – а почему ты в дозоре не торчишь, а?

Так, без особого наезда, чисто потрепаться.

Русь делает глубокий вдох, окончательно переключаясь, – и отвечает:

– А потому что я маленький, умный и очень важный канал связи!

Джедай на заднем плане старательно маскирует смешок под кашель.

– Как тебя вообще к нам в морпехи взяли?

О, на это у Руся двадцать пять ответов разной степени похабности и идиотизма. По сути, дежурный взводный анекдот.

Сегодня Русь выбирает нейтральное и скромное:

– Я просто отцам-командирам понравился.

…А ещё разрядник по прыжкам и самбо.

И вообще, не говорить же о том, что у Рубцова, бывшего папиного офицера, тесть – однокашник командира бригады.

Да, конечно, это всё сейчас немножко работа на зрителя, но что в этом плохого?

Тем более здесь, в лагере, всё тихо и спокойно, и эта знойная, расслабленная тишина после горящего зимнего Грозного пьянит Руся, как портвейн. Хочется растянуться на коврике, подложив под голову рюкзак, и впасть в блаженное дремотное забытье…

«Благодарный зритель», проходя мимо, останавливается и роняет негромко:

– Ты в следующий раз осторожней там гуляй.

– Где?! – выдыхает Русь, распахивая глаза.

Откуда Джедай знает про…

– За поворотом оврага. Миха там три «медальона» прикопал.

Сначала Русь с облегчением выдыхает: Джедай про Грозный не в курсе, – и даже закрывает обратно глаза.

А потом резко садится:

– М-медальона?!

Противопехотная осколочная мина ПОМ-3 «Медальон» – с сеймсодатчиком и какой-то шибко «умной» электроникой, анализирующей обстановку и дающей сигнал на подрыв. Зашибись просто, Русь такие только на ютубе видел, а тут три штуки сразу.

А он ещё под ноги смотрел по старинке в поисках растяжек и думал, что умный…

Поздно смотреть под ноги, если их уже оторвало.

Видимо, лицо у Руся приобретает нужное выражение, потому что Джедай тихонько хмыкает – и уходит.

Русь таращится ему вслед. После такого заявления сна уже ни в одном глазу.

– Эй, чё тебе товарищ майор сказал такого, Кинчев? – окликает через пару секунд Родин. В голосе прорезывается даже некое подобие заботливости: своих бойцов обижать Родя никому не даст, это его прерогатива.

– Всё в порядке, тащ лейтенант, – Русь заставляет себя снова улечься, пристроив голову на рюкзаке подле наушников своего «кварца». – Так… просветил по некоторым вопросом оборудования нашего лагеря…

Родин хмыкает и дальше с расспросами не лезет.

А Русь глубоко вздыхает и велит себе расслабиться.

Забыть про Грозный, про Зенита, про видение атаки на блокпост…

И про эти грёбаные «медальоны». Про них – в первую очередь.

Взять пример с Алабая. Вот уж образцовый матрос морской пехоты! Сто восемьдесят пять росту, центнер веса и ровно три состояния: ест, спит, выполняет боевую задачу.

Никаких тебе лишних мыслей и ещё более лишних нервов. Всем бы так!

– Митяй, – окликает Русь ради эксперимента, чуть повернув голову, чтобы видеть второго пулемётчика.

– Чё те?

– Вот о чём ты сейчас думаешь?

Митяй сосредоточенно молчит, скребя прорезающуюся щетину. Наконец выдаёт:

– О ящерицах.

– О чём?!

– О ящерицах. Шмыгают тут изредка по камням. Вот думаю, если их поймать, на прутик – и на горелке пожарить… не потравишься?

– Ну у вас, блин, и фантазии, матрос, – морщится со своего места взводный. – А желудок твой кто лечить потом будет?

– Хохла на тебя нет, – вздыхает Русь, закрывая глаза. Елозит головой, пристраиваясь поудобнее, и наконец, плюнув, расстёгивает каску. – Зажарить на прутике, тоже мне… Лёха тебе штук десять куда более цивилизованных рецептов родит не сходя с места. Причём исключительно из сухпаевских ингредиентов.

Митяй тоже вздыхает.

– Кинчев, а ты о чём думаешь?

Приоткрыв левый глаз, Русь долго созерцает пожухший лист, трепыхающийся на ветке над головой, а потом вполне честно отвечает, вычленив из царящей в голове каши первый попавшийся образ:

– Об особенностях эксплуатации радиостанции Р-159.

– Во извращенец! – с нотками восхищения отзывается Митяй.