По всем частотам. Сборник

– Слушай, Русь. Вопрос, наверное, глупый, но…

«Ты… тоже видишь тот автобус?» – почему-то всплывает в голове голосом Джедая.

Да так ясно, что Русь даже скашивает глаза на «стройотрядовца», но тот спит как ни в чём не бывало, и негромкий разговор почти над ухом ему совершенно не мешает.

– Чего? – прерывает Русь затянувшуюся паузу.

– Перед тем, как наш… командир услал тебя из лагеря, – осторожно подбирает слова Зенит, – ты тоже слышал… кое-что?

«Да что вы все заладили «тоже», «тоже»… Это вы – «тоже»! А мы с Ником друзья… А вы вообще его даже не видите».

– Понимаю, звучит бредово, – не выдержав, добавляет Зенит, – но я… видел автобус. Давно, очень давно… считай, четверть века назад.

И коё чёрт дёргает Руся за язык?

– В январе девяносто пятого в Грозном?

Жаль, в темноте не разобрать выражение лица у Зенита. Запоминающаяся картина, небось.

– Т-ты… нет, ты же не он? Не… Не может быть. Это правда ты?! Просто в обличии…

Русь садится, окончательно отказавшись от попыток уснуть.

– Нет… Алексей Николаич. Я не он. Не Проводник. Я просто Русь Николаев, матрос морской пехоты Черноморского флота. А Ник… Проводник рассказывал о вас.

– И о Надире?

Русь на автопилоте делает непонимающее лицо, но в темноте Зенит не видит.

Пауза затягивается.

– Ну… о том, из-за кого мы здесь, – наконец произносит Зенит очень-очень тихо. – О моём Надире…

Джедай во сне поворачивается набок, и Русь с Зенитом замирают.

Секунды тянутся одна за другой, но офицер продолжает размеренно сопеть, не просыпаясь.

– ВАШЕМ Надире? – переспрашивает Русь, пытаясь разглядеть лицо Зенита.

Лунный отсвет и густые чёрные тени словно разламывают его пополам.

– Моём… – очень тихо и очень горько подтверждает Зенит. – Можешь представить ситуацию, когда тебе отдают приказ участвовать в ликвидаци… брата? Названного брата, но всё же.

Русь почему-то вспоминает Олега Огарёва и Руслана Ассанова. Русского и чеченца.

Что было бы с Ассановым, выживи он в Афгане и доживи до 1995 года? Каково бы ему было?..

А ещё – своё бредовое чувство, что Зенита должно быть ДВОЕ.

– Мы познакомились в учебке, попали в одну военную часть, – говорит тем временем Зенит. – Вместе вошли в Грозный. Вместе воевали… Всегда вместе, как братья. Только в тот день наша машина поотстала и мы с ним оказались в разных концах колонны. Я… Всё это время я думал, что он так там и погиб. Тело не нашли, он значился пропавшим без вести, но… сколько их там – якобы пропавших. Машины горели, как факелы… Погребальным костром. Знаешь, от чеченских пуль и гранат в тот день погибло у нас куда меньше народа, чем…

– Чем от удара своей же артиллерии, – добавляет Русь, не удержавшись.

Зенит в изумлении вскидывает голову… а потом снова сникает:

– Ну да… я забыл. Этот Проводник рассказал тебе всё?

«Я сам видел, – хочет сказать Русь, но язык примерзает к зубам. – Я был там после артудара. И видел этого вашего Надира… Он выбрался из машины. И даже, вроде, не был серьёзно ранен, его только контузило».

– Кое-что, – наконец выдавливает он из себя.

– Я мало что помню. Взрывы, огонь, осколки во все стороны… Где-то боекомплект рванул, где-то просто топливо… Туда, вперёд, к Надиру не пройти. Я пытался! Я правда пытался! – жарким шёпотом твердит Зенит. – Потом, кажется, по каске обломком прилетело… очнулся уже, когда… ну, Проводник меня тащил. Мальчишка седой… в зелёном шарфе. Сердитый такой. Пытается втащить меня на подножку раздолбанного пазика и ругается. Что я такой тяжёлый, что попёр куда не надо, что ему всё это надоело, сколько можно-то… И что ему ещё друга забирать, а я тут полутрупом валяюсь, – тут он изумлённо замолкает, но потом, встряхнув головой, кивает: – Да, про друга я почему-то чётко запомнил. Ещё потом всё удивлялся. Когда понял, что он не местный малец, а… Проводник. Кого же он мог другом назвать тогда… Ангела Господня?..

Русь забывает, как дышать. Просто теряет этот навык напрочь и несколько секунд не может ни о чём думать, воюя со своими лёгкими за право сделать вдох.

Зенит помнит новую реальность.

Ник при нём назвал Руся другом.

Всё это было наяву. Тот заход в Грозный БЫЛ, и круги по воде от него уже разбежались.

«Значит, и Надир мог меня запомнить? Как я… ушёл».

– Двадцать четыре года я думал, что мой брат, мой Надир мёртв, – медленно, размеренно, без лишних эмоций произносит Зенит, но Русь всей шкурой чувствует шторм, бушующий за этой хрупкой, как стекло, маской. – Пока во время одного… огневого контакта мы тут случайно не перехлестнулись частотами с противником. А я как раз ляпнул что-то про Грозный, духов и девяносто пятый…

Почему-то Русь представляет всё очень ярко, до озноба. Мешанину голосов в эфире, случайное восклицание… и ответ с ТОЙ СТОРОНЫ.