По знакомым дорогам

Армия развивала наступление в нашем направлении, и во всех селах в радиусе не менее шестидесяти километров от нас партизаны-агитаторы, в основном коммунисты и комсомольцы, читали крестьянам сводки Совинформбюро, распространяли газеты с Большой земли и листовки, выпущенные нашей типографией. Чмиль не спал по ночам, подготавливал их тексты, а Клава, казалось, не только не отходила от наборных касс, но и не присаживалась.

Под руководством Негреева вели эту работу, мобилизуя население на то, чтобы не выполнять требования захватчиков. А они старались побольше вывезти хлеба, угнать скота. Об угоне людей на работу в Германию гитлеровцам стало все труднее даже речь заводить. Едва колхозники, которые снова и с радостью начали называть себя так, узнавали, что замышляется операция по угону населения, они либо сами укрывали парней и девушек, либо отправляли их в лес, к партизанам.

Партизаны были для населения первыми помощниками и защитниками. С востока приближалась родная армия, и колхозники перестали платить захватчикам налоги, тормозили или вовсе срывали обмолот хлеба, вывоз скота. Наши диверсанты ходили не только на железные дороги. По просьбам колхозников они появлялись на полях и в селах, взрывали молотилки и тракторы, чтобы остановить грабеж. Если гитлеровцам все же удавалось где-то собрать скот, колхозники сейчас же сообщали об этом партизанам, и наши бойцы устраивали засады, нападали на грабителей, а скот возвращали владельцам.

Правда, если где-нибудь негодяй-староста снова видел у крестьянина корову, то, бывало, доносил захватчикам, что вот партизаны вернули такому-то скотину. И наши изменили, можно сказать, тактику, придумали другое: скот отбирали, перебив фашистскую охрану, крестьянам же, которые гнали коров, давали справки, что, мол, все у них отобрали партизаны, а через несколько дней, поддерживая жизнь населения, раздавали оставшимся без скота семьям совсем других коров, чтобы помешать доносам холуев.

О старостах и других прислужниках захватчиков можно сказать, что они заметались: одни искали способа замолить страшные грехи, связывались с партизанами, предлагали помощь, другие становились еще свирепее и беспощаднее напоследок.

Именно таким мерзавцем был бургомистр в Носовке, заместителем которого работал наш давний разведчик, смелый человек Дмитриенко. Мы решили убрать бургомистра, но как? Он никуда не выезжал, а в Носовку, набитую гитлеровцами, пробраться и совершить налет на управу было невозможно без больших жертв, которых предатель не стоил. Яков Коротков предложил и провел другую операцию.

Он написал на имя бургомистра письмо, в котором мы, партизанские командиры, упрекали его, что он не выполняет своих обещаний и требовали, чтобы лучше была налажена разведка и передача нам сведений об оккупантах. Через некоторое время мы успешно налетели на село недалеко от Носовки и разбили стоявший там вражеский отряд. Тут же было опять составлено письмо бургомистру, мы благодарили его и даже сообщили, что ему будет вручена партизанская медаль, как только наша армия вышвырнет отсюда фашистов.

Оба письма Дмитриенко положил на стол бургомистра, в его папку, когда бургомистр куда-то отлучился. Потом Дмитриенко пошел к гитлеровцам, пожаловался, как трудно стало работать, и намекнул, что подозревает в нечестности бургомистра. А фрицам в то время дай хоть маленький намек. Они набросятся на лучшего своего служаку! Так и получилось. Явились гестаповцы, вскрыли стол бургомистра, нашли два партизанских письма. Этого оказалось достаточно. Его схватили и отправили в Киев, откуда он не вернулся…

Бургомистром был назначен Дмитриенко, но за ним начали следить, и мы предложили подпольщику захватить из канцелярии все документы, которые могут нам пригодиться, и уйти в лес. Так он и сделал.

Если прибавить, что в Нежинском лесу активно действовали другие<партизанские отряды, то станет понятно, отчего захватчики приходили в бешенство.

О значении Нежинского леса не требуется долго говорить. Мы проверили на собственном опыте, что дислоцироваться большому соединению в Ново-Басанском лесу невозможно. Нельзя маневрировать, значит, нет возможности и укрываться, навязывать врагу свою тактику, делать свое дело. Из Нежинского леса мы «доставали» железные дороги, которыми пользовался враг. И решили — этот лес, пригодный и для укрытия, и для маневра, врагу не отдадим. Дела на фронте у оккупантов складывались в тот период все хуже. Наша разведка из Киева доносила: генерал, командовавший «уничтожением» партизан в Нежинском лесу, требовал подкрепления. А откуда было гитлеровцам брать новые силы? Все, что могли, они отправили на фронт, а мы не прекращали диверсий.

На железнодорожной магистрали Киев — Нежин в ночь с 1 на 2 сентября Иван Прищепа, отличившийся уже во многих диверсионных операциях, подорвал эшелон с живой силой врага. Через пять дней он же со своим товарищем — черноморским моряком Петром Цимбалистом — пустил под откос эшелон с танками и боеприпасами. В этой группе хорошо действовали подрывники Петренко и Муратбек Мусабеков.