Побочное действие

Правила безопасности пишутся кровью. Вот белоснежная лаборатория сектора В с её приглушенным пока освещением. Главная камера направлена на неподвижную фигуру, прикованную к плите стенда, в горизонтальном положении похожей на обманчиво безобидный стол. В нижнем правом углу экрана сменяются цифры таймера, текут мерно, будто успокаивая, умиротворяя: всё в порядке, всё в норме, всё так, как должно быть, так, как всегда. Лаборант в белом и подходит к рабочему месту не торопясь – так, как делал это десятки раз до этого дня, продолжая или заканчивая очередной цикл умирания. С десяток минут у сотрудника уходит на то, чтобы запустить и протестировать свою «кровососную машину», подключить фиксирующую аппаратуру. В поле зрения камер появляются ещё двое – один из них усаживается за небольшой пульт, на экран которого должны выводиться показатели жизнедеятельности «объекта». В руках у второго – оснащённый трубочкой одноразовый сосуд с водой. Потому что приказы хозяйки не привыкли обсуждать даже те, кто считает их лишними и неразумными.

«Напоить объект». Мэллори только поморщилась — снова — когда лаборант на записи сквозь оболочку при помощи инъектора ввёл в питьё успокоительное. Очевидно, по собственной инициативе, потому что процедура с названием препарата была занесена в электронный отчёт минутой позже, как бы «задним числом». Для чего — не ясно, потому что пленник всё так же не шевелился.

Не шелохнулся он и тогда, когда рта его коснулась трубочка, только дышал размеренно, пусть и с натугой. Слишком размеренно, чересчур спокойно, будто в глубоком сне – лаборант как-то неуверенно оглянулся на только что подключенный экран активности мозга, будто пытаясь сверить видимое состояние объекта с показаниями прибора. Потом чуть придавил эластичный сосуд, смачивая искусанные, белесые от жажды губы пленника капельками воды, и наклоняясь при этом слишком…

«Низко…» – Мэл с ожесточением завершила мысль — будто продавила её сквозь очередной всхлип сирены, от которой уже ныли зубы. Собственные губы искусаны так же, как губы пирата – чёртова детская привычка до крови обрывать кожу в минуты нервного напряжения.

— Идиот… — это уже вслух, полушёпотом – как будто что-то можно изменить. Как будто можно уложить в чересчур умные головы работников сектора В ненормальное в своей дикости представление о том, что ради освобождения можно причинить самому себе увечье. Вот так, едва пошевелив задранными над головой кистями рук, правой ладонью вцепиться в большой палец левой, и… Может, хруст и был, но лаборант его не услышал. Только непроизвольно вздрогнул, уловив боковым зрением непонятное движение, но даже охнуть не успел, угодив хлипковатой шеей в локтевой сгиб мускулистой смуглой руки. Невесть как, невесть почему свободной.

– Эй, мудила, сними эти хуёвины, иначе твои мозги будут отскребать неделю от стен и пола этого ссаного места! -- Хриплый выкрик прямо над ухом – и сотрудник разжал пальцы, а мягкая упаковка с водой плюхнулась вниз, хотя сказанное явно адресовалось его товарищу, застывшему у белого шкафа «гемодиализатора». Сидящий за пультом оператор не отреагировал вовсе – Мэл сообразила наконец, что уши у него заткнуты горошинами наушников. Одинаковые люди, одинаковые привычки. Одинаковые лица – не различить никогда. Одинаковые реакции. Жертва не может освободиться. Жертва обязана умирать – ведь наука обязана знать, сколько энергии в человеческом организме, сколько силы и стойкости. Жертва должна, но её больше нет, на её месте – покрытый шрамами, скалящий зубы зверь. Почти свободный.

– Ты оглох, падла?! Чего ждёшь, уёбок? – И хрип надсадный, полузадушенный – от этого, придавленного. Тот, что у аппарата, вполне мог бы поднять тревогу, но физиономия у него совсем серая от ужаса, а жест, которым он ударил по сенсору, размыкающему оковы, Мэллори назвала бы почти конвульсией. Жертва должна…

– Внимание. Персоналу покинуть коридоры. Внимание…

– Выключите… эту хрень… – приказание вполголоса вышло у Мэл таким жёстким, что юный оператор в форме сержанта вздрогнул, как от громкого окрика. Повиновался тут же, не в пример «тормозам» из сектора В – впрочем, в федеральную охрану Метрополии «тормозов» и не набирали. Искусственный голос тут же заткнулся, заглохла, будто захлебнувшись, сирена. Осталось только алое мерцание, будто пятнающее всё вокруг кровавыми струями и полосами. Жертва должна…

Человеку в красной майке явно не слишком важно было повиновение или неповиновение того, кого он избирал своей жертвой, и открывший «браслеты» лаборант прожил всего лишь на пару секунд дольше, чем его зажатый в подмышке коллега. Шея последнего отчётливо хрустнула – второй с недоверием уставился на отброшенное в сторону безвольное тело, отступил назад, к своему адскому аппарату, упёрся в него спиной…