Почему я ввязываюсь в конфликты?

Значит, нужно не только с честью выйти из конфликта, который может вот-вот разгореться, но и постараться сделать все возможное, чтобы цель стала осуществимой. Иначе говоря, нужно пойти на компромисс с другим сотрудником. Когда мы собираемся согласиться на компромисс, предполагается, что тот – «другой» – тоже сделает все возможное для наиболее эффективного сотрудничества с нами. Но основная проблема может быть именно в том, что «другой» станет руководствоваться несколько иными принципами. Изначально он может стоять на своей позиции именно потому, что все иные точки зрения ему непонятны, следовательно, неприемлемы.

Вспомним реальный исторический факт, который приводит Дейл Карнеги в своей книге о взаимоотношениях людей. В период гражданской войны президент Авраам Линкольн несколько раз назначал на пост командующего армией разных генералов. И каждый из назначенных генералов крайне плохо справлялся с поставленными перед ним задачами. Это, безусловно, не могло не огорчать Линкольна.

Бездарных командующих осуждал не только он, но и вся страна. Но только президент сохранял спокойствие. Не случайно любимейшей поговоркой Линкольна было: «Не судите, да не судимы будете.» И когда в присутствии Линкольна высказывались осуждения в адрес командующих, сам он отвечал: «Не критикуйте их, при аналогичных обстоятельствах мы были бы точно такими же.»

Такое самообладание для политика поистине удивительно. Ведь он сам, как никто другой, имел основания для критики и порицания действий командующих. Например, битва при Геттисберге продолжалась в течение трех дней. Это было в июле 1863 г. 4 июля был небывалый ливень, и именно в эту ночь генерал Ли отступал на юг. Когда генерал Ли вышел к реке Потомак, то увидел перед собой бушующую реку. Переправиться через нее было просто невозможно. В это время позади потерпевшей поражение армии располагалась федеральная армия. Генерал Ли оказался в ловушке. У Линкольна была прекрасная возможность пленить потерпевшую поражение армию генерала Ли и на этом закончить войну. Линкольн приказал командующему армией генералу Миду сразу атаковать армию Ли. Приказ был передан по телеграфу, затем к Миду прибыл курьер от Линкольна.

Но, как это ни странно, генерал Мид сделал нечто, совершенно противоположное приказу. Он впал в нерешительность и не выполнил приказание президента. Он телеграфировал тексты с различными отговорками. Через некоторые время вода в реке спала, и генерал Ли благополучно отступил.

Разумеется, сам Линкольн был в ярости. Он говорил: «Нам было достаточно только протянуть руку, и они были бы в нашей власти. Однако ничто сделанное или сказанное мной не могло заставить нашу армию сдвинуться с места. При создавшейся обстановке почти любой генерал мог нанести Ли поражение. Если бы я поехал туда, то сам разгромил бы его!»

Линкольн написал генералу Миду письмо. Вот его текст: «Дорогой генерал! Я полагаю, что Вы не представляете себе всего масштаба несчастья, связанного с отступлением Ли. Мы легко могли его захватить, а это наряду с другими нашими недавними успехами положило бы конец войне. Теперь же война продлится еще неопределенное время. Если Вы не смогли уверенно атаковать Ли в прошлый понедельник, то как Вы сделаете это сейчас, когда он находится к югу от реки, и учитывая, что Вы сможете взять с собой не более двух третей тех войск, которыми тогда располагали? Неблагоразумно было бы считать, и я этого не ожидаю, что теперь Вы сможете добиться многого. Вы упустили прекрасную возможность, и я этим безмерно расстроен.»

Такое письмо, написанное Линкольном, было равнозначно строжайшему выговору. Но командующий армией генерал Мид так и не увидел этого письма. Оно было найдено в бумагах президента уже после того, как тот умер. Авраам Линкольн не отправил это письмо Миду. После свершившегося уже не имело смысла упрекать кого-то. И президент это прекрасно понимал.

Карнеги анализирует поведение Линкольна. И этот анализ, несомненно, заслуживает нашего внимания. Карнеги предполагает, что после написания письма Линкольн сказал себе: «Может быть, мне не следует поступать так опрометчиво. Сидя здесь, в тиши Белого дома, мне довольно легко отдать Миду приказ начать наступление, но если бы я был в Геттисберге и видел столько крови, сколько ее видел Мид за последнюю неделю, и если бы мои уши раздирали стоны и пронзительные крики раненых и умирающих, возможно, я бы тоже не стремился начинать наступление. Если бы у меня был такой же робкий характер, как у Мида, то, может быть, я поступил бы так же, как поступил он. Во всяком случае, дело сделано. Если я пошлю это письмо, то это облегчит мою душу, но заставит Мида попытаться как-то оправдаться. Он станет обвинять меня. Это вызовет неприятные эмоции, отразится на его пригодности к дальнейшей службе в качестве командующего и, возможно, заставит его уволиться из армии.»