Под большевистским игом. В изгнании. Воспоминания. 1917–1922

Города Кристобаль и Колон, в сущности один город, каковым он, по всей вероятности, и был до постройки канала и покупки его Соединенными Штатами. Теперь же он разделен на две части: одна часть, ближайшая к каналу, принадлежит Штатам, другая – республике Панама, границей служит улица. Стоит вам перейти через нее, что делается, кстати сказать, совершенно беспрепятственно, вы переходите из одного государства в другое. В отношении сухого режима тут положение еще курьезнее, чем в Панаме и Мольендо: жаждущим не нужно ехать три километра на автомобиле, а достаточно сделать несколько шагов, чтобы утолить свою жажду, и потом спокойно, если, конечно, в состоянии, вернуться к себе домой. Общее явление: путь туда совершается по-человечески, а обратно не всегда: кое-кто и на четвереньках.

Ничего особенно интересного в Кристобале-Колоне мы не нашли. Посмотрели с затаенной тоской с довольно пустынного и унылого берега на Атлантический океан, за которым, хотя далеко-далеко еще от берегов материка, лежала наша родина, и в ожидании обратного поезда пошли бродить по городу.

Население большей частью, судя по тому, что мы видели на улицах, состоит из цветных, то есть из негров, мулатов, китайцев и индейских метисов; чистокровные белые попадались сравнительно редко. В североамериканском Кристобале, по-видимому, такое же отношение к неграм, как и в Штатах. Так, например, на одном из баров я видел вывеску: «Бар для цветных». Очевидно, ни один янки не переступит порога этого заведения, и, с другой стороны, ни одного цветного не пустят в бар, который посещают белые.

Обратный путь был малоинтересен, так как начало быстро темнеть, хотя был только шестой час. Приехали мы в Панаму уже в полной темноте, но успели прийти на пароход к ужину.

В Мольендо мы лишились двух из наших спутников: Бурышкин и Никольский отправились водным путем в Соединенные Штаты.

Следующая наша остановка была в Кальяо, гавани Лимы, столицы Перу, расположенной километров в двенадцати от берега. Переход длился более четырех суток. Почти все время шли в виду берегов. Погода была прекрасная. На каждом шагу попадались громадные морские черепахи; береговые чайки не расставались с судном.

Слабый ветерок умерял жару, которая, кстати сказать, начала спадать, благодаря тому, что мы входили в южное полушарие, где в это время была еще зима, соответствующая нашему январю.

Переход через экватор на японском пароходе не сопровождался никакими церемониями, которые в доброе старое время были почти обязательными на парусных судах. Не было появления морского бога со свитой из тритонов и наяд, не было водяного крещения пассажиров; единственным развлечением на этом переходе был спортивный праздник, устроенный для команды парохода, но, кажется, он не имел никакого отношения к экватору.

Праздник этот состоял из двух отделений: борьбы и фехтования. На палубе были разостланы брезенты, насыпана куча песка, и устроена круглая арена, сажени в две в диаметре. Спортивное состязание заключалось в том, что два борца, схватившись посреди арены, старались выбросить один другого за борт ее, вокруг которого на коленях в выжидательной позе сидели прочие участники. Излюбленный прием заключался в том, что один из борцов, выталкивая с усилием упиравшегося противника, внезапно падал на спину, увлекая за собою последнего, и, подставив ему ногу в живот, перекидывал его через себя. Тот летел через головы сидевших вокруг арены и при общем смехе тяжело грохался на палубу. В тот же момент один из ожидавших своей очереди, заступал на его место. Победитель, не успевший еще вскочить на ноги, сплошь да рядом выбрасывался новым борцом, которого, в свою очередь, постигала та же участь после его победы.

Очевидно, суть здесь заключалась не только в силе и сноровке при выбрасывании противника из арены, но и в быстрой готовности к новой борьбе. Победивший три раза подряд получал приз, который заключался в разного рода гостинцах и бумажных украшениях, которые тут же возлагались на чемпионов. Деньги на это дня за два собраны были добровольной подпиской с пассажиров. Мы, при всей нашей бедности, пожертвовали по одному доллару с человека, дабы не портить отношения с командой. Зато нам были отведены места среди зрителей второго класса.

Кроме простых матросов, в состязании принимали участие и младшие офицеры корабля, и некоторые из пассажиров. Один из них, пассажир первого класса, богатый японский плантатор, вышел даже победителем и, с гордостью воздев на свою голову преподнесенную ему фантастическую бумажную тиару, щеголял в ней целый день.

Фехтование бамбуковыми двуручными мечами было довольно скучновато.