Под грозой и солнцем

— Посмотрите-ка сюда, — сказал он им, развернув перед собой карту. — Вот здесь находится противник… Здесь их пулеметы… А здесь наше тыловое охранение, окруженное врагом… Вы пойдете таким путем… И дойдете до нашего тылового охранения… Если наткнетесь на неприятельский пикет, уничтожьте его… Ясно?

— Ясно, — ответил Матвеев.

— Вот приказ, который вы передадите командиру. Постарайтесь тотчас вернуться. А нет — отходите вместе с охранением. Вот и все. Идите!

Матвеев и Торвинен добежали до опушки леса. Впереди была небольшая открытая поляна, а за ней — болото. Матвеев вырвал из земли куст можжевельника и, маскируясь, пополз.

Справа от него полз Торвинен. Иногда они останавливались, с минуту лежали без движения, наблюдая за противником.

Наконец добрались до болота, поросшего реденьким соснячком. Теплая, зловонная болотная жижа тотчас проникла сквозь одежду. Назойливо жужжали комары, обжигая лицо и шею.

Миновали болото. За жидкими хилыми сосенками журчала узенькая речонка. Перешли ее вброд и выбрались на берег, поросший густым мелким лесом. Под его прикрытием бойцы быстро добрались до тылового охранения, с трех сторон окруженного финнами.

Молодой черноусый лейтенант торопливо схватил приказ и, прочитав его, воскликнул:

— Отлично! Передайте командиру роты устный ответ — задание будет выполнено тотчас, как увидим сигнал. Боеприпасов у нас хватит. Передайте, что беспокоиться о нас не надо. Выберемся.

Взглянув на Матвеева и Торвинена, лейтенант заметил:

— Однако путь у вас был не легкий. Сумеете обратно дойти?

— Дойдем, — ответил Матвеев.

Миновав речку, они стали подходить к болоту. Но на этот раз финны заметили наших бойцов. Затрещал автомат, и Матвеев, охнув, схватился за грудь. Упал. Потом сделал попытку привстать на колени, но вновь бессильно повалился на бок.

Торвинен понял, что произошло ужасное. Минуту он стоял, не зная, что предпринять. Но тут увидел двух вражеских автоматчиков, которые ползли по направлению к упавшему Матвееву.

Выхватив из-за пояса гранату и выдернув кольцо, Торвинен с яростью швырнул ее в финнов.

Когда грохот улегся, Торвинен прислушался и отчетливо услышал стоны.

— Так их! — крикнул он. — Значит, не промазал, попал! — А ведь у него есть еще одна граната и у Матвеева — две.

Из-за дальних кустов вновь ударил автомат, но теперь это не пугало Торвинена.

— Ничего, Матвеев! — крикнул он неподвижно лежащему товарищу и, устроившись за кочкой, стал поджидать противника.

Финны приближались, громко крича. Над ухом его снова просвистела очередь. Но Торвинен, сжав зубы, с силой нажал на спусковой крючок автомата. Финны остановились, залегли.

— Мы еще постоим за себя? — повторял Торвинен, стреляя.

Прислушиваясь к выстрелам, Куколкин сказал:

— А ведь это в стороне тылового хранения. Не Матвеев ли и Торвинен действуют там?

— Да, это, видимо, они, — ответил Ларинен.

— Значит, близко схватились, если граната в ход пошла, — произнес Монастырев и тотчас добавил: — Глядите, товарищ сержант, к вам связной командира ползет.

Связной передал сержанту приказ.

— Приготовиться к атаке! — строго проговорил Куколкин, вставая. — Гранаты к бою!

Тотчас все отделение, за ним взвод и вся рота поднялись на ноги и стремительным маршем двинулись вперед.

— За Родину! — громко крикнул Куколкин, увлекая за собой бойцов.

Кто-то крикнул «ура». Со всех сторон подхватили. «Ура» нарастало, смешиваясь с топотом ног, с выстрелами и стонами раненых.

По лесу прокатились крики и топот, — казалось, что и он шел в атаку вместе со всеми.

Монастырев бежал с дисками, нелепо размахивая на бегу длинными руками. Он тоже громко кричал, но Ларинен не мог разобрать его слов.

Вдруг Ларинен услышал стон и увидел, что Монастырев падает. Но останавливаться было нельзя. Вместе с другими бойцами Ларинен бежал вперед…

Наконец все кончилось. Прозвучал последний выстрел. Прогремел последний взрыв. Наступила тишина.

Теперь только ветер шумел, качая верхушки деревьев, да еще слышались чавканье ног по болоту и тихие стоны раненых.

Легкий предутренний туман стелился над землей, обагренной кровью.

Как быстро пролетела ночь! Уже утро. Яркое солнце вновь освещает усталые лица бойцов.

Роты вступают в густой лес, еще недавно занятый противником. Пахнет смолой, гарью, хвоей.

Бойцы несут на носилках раненых.

На передних носилках — Андрей Монастырев. Он силится приподняться и, приподнявшись, спрашивает санинструктора, шагающего рядом:

— Скажите… Жить буду?.. Хочу знать сейчас…

— Не дури, не дури, — ласково говорит санинструктор.

Монастырев оглядывается, видит носилки с Матвеевым. Рядом шагает Ларинен. Он идет медленно, угрюмо опустив голову.

Матвеев лежит бледный, с закрытыми глазами. Вдруг он зашевелился. Ларинен негромко говорит:

— Лежи, лежи, Николай…

Рядом с сержантом Куколкиным идет возбужденный и шумный Торвинен. Он сегодня герой дня. Сам командир роты похвалил его.

Торвинен на все лады рассказывал сержанту о своем столкновении с финнами на болоте.

— Молодец, правильно поступил, — бормотал в ответ Куколкин, — помог нашей атаке…