Под грозой и солнцем

Ирина, жена Вейкко, любила цветы, но он не подпускал ее к работе на огороде: уж как-нибудь и сам справится с несколькими грядками. Во время войны случалось и потверже землю копать.

Вейкко с детства полюбил землю. Еще мальчишкой ему приходилось помогать матери бороновать и окучивать картошку. А когда подрос, взялся и за плуг. Бывало, шагая за плугом, он мечтал о том времени, когда вырастет большим и станет опорой для матери. Ребята часто заводили длинный разговор:

— Вот когда я вырасту!..

И о чем только не мечтали дети, впитавшие в себя все, что слышали долгими зимними вечерами у ярко пылавшего очага в далекой карельской деревушке: тут были и чудесные сказки, непременно со счастливым концом, и рассказы о далеких странах, которых никто не видел… Мечты детей уносились далеко. Один лишь Вейкко всегда говорил, что останется в деревне пахать землю. Вот только бы достать хорошую лошадь!..

Шли годы, а потом случилось так, как часто случается: задумал человек одно, а жизнь все переиначила.

После окончания сельскохозяйственного техникума Вейкко не пришлось вернуться в родной колхоз. Всюду не хватало людей. Комсомол направил его на работу в газету, потом он был призван в армию и вместо двух лет прослужил девять. За эти годы Вейкко был и простым пехотинцем, и политработником, и заместителем командира саперного батальона, а после войны занимался репатриацией на Родину советских граждан, угнанных немцами в Германию. Потом больше года прослужил в строительном батальоне, где и приобрел новую профессию. Когда Вейкко, демобилизовавшись, вернулся в родные места, в райкоме партии ему предложили пойти на строительство. Привыкший к дисциплине, Ларинен не стал возражать.

Скрипнула дверь. На крыльцо вышла его жена Ирина, стройная, с открытым лицом женщина лет тридцати. На ней было голубое весеннее пальто и такая же шляпка с большими полями, из-под которых выбивались пряди каштановых волос.

Ирина — надо же случиться, что именно Ирина. В конце войны его фронтовой друг Матвеев женился на медичке по имени Ирина, Вейкко даже ездил к ним на свадьбу. А потом прошли годы, и Вейкко Ларинен написал Матвееву: «Я тоже нашел свою Ирину. Приезжай на свадьбу!..»

Значит, было уже около восьми. Вейкко выпрямился, ожидая, что Ирина заговорит с ним, но она молча остановилась у изгороди и, растерянно опустив глаза, пошевелила носком лакированной туфли сухой прошлогодний осиновый лист.

— Когда придешь? — негромко спросил Вейкко.

Даже этот обычный вопрос вызвал сегодня у Ирины раздражение:

— Откуда я знаю? Когда освобожусь, тогда и приду.

Она каблуком вдавила лист в землю и быстро направилась к калитке. Вейкко проводил ее взглядом, ожидая, не обернется ли она. Нет, Ирина не обернулась.

Вейкко бросил на землю горящую папиросу. Она сердито зашипела и погасла. «Почему Ирина не пригласила меня на концерт, послушать, как она поет?» — подумал Вейкко. Скорее всего он и не пошел бы, но позвать она все же могла бы.

Он машинально закурил новую папиросу, провожая взглядом жену до угла улицы, на которой находился Дом культуры. В последние дни он заметил в ней какую-то странную перемену. «Я сам во многом виноват, — упрекал себя Вейкко. — Ей же скучно. А я все вечера то на собраниях, то на работе задерживаюсь. Да и дома все больше над бумагами сижу».

«Это надо исправить, — решил он. — Начнем ходить с ней в гости и приглашать друзей, а вдвоем будем читать что-нибудь вместе или Ирина будет петь, а я слушать, как бывало прежде».

Вейкко снова взялся за работу. Мерзлая земля плохо поддавалась. Из-под лома вылетали лишь маленькие комочки. Как ни старался Вейкко, большого куска отколоть ему не удавалось. Тогда он отступил на шаг, занес лом за плечо, резко подался вперед и ударил со всего размаха. На дно канавы скатился большой ком земли. За ним другой, третий… Так, шаг за шагом он продвигался вперед. Пот градом катился с его лица. Мокрая рубашка прилипла к спине и неприятно пощипывала тело. Но он почувствовал это, лишь когда мать позвала его.

— Кончал бы уж… Оставь на завтра. Так и загубить себя недолго.

Вейкко положил лом и лопату под крыльцо и вошел в дом. Из кухни послышался голос матери:

— Выбирала картошку на семена. Гляди-ка, сколько гнилых набралось.

Вейкко заглянул на кухню и вышел во двор почистить грязные сапоги, от которых остались темные следы на половиках. Хорошо, что Ирина не видела этого. Вернувшись в дом, он потихоньку от матери подтер грязные следы на половиках и пошел умываться.

Рядом с домом Ларинена строилось кирпичное здание. На фоне коричневатых стен и чистого неба пустые окна выглядели черными прямоугольниками. «Долго ли ему так торчать?» — досадовал Вейкко, вспомнив, что вот уже месяца три, как в этом здании не ведутся никакие работы. Он вытащил из стола папку с бумагами стройконторы, но никак не мог сосредоточиться: то и дело нетерпеливо поглядывал на калитку.

Время приближалось к одиннадцати. Мать вязала носок, изредка тяжело вздыхая.

— Куда же это твоя-то пропала? И где ее только носит!

— Концерт у нее сегодня, — невозмутимо ответил Вейкко.