Под грозой и солнцем

Он придвинулся. С минуту они сидели молча. Затем Ирина, высвободив руку, погрузила ее в жесткие волосы мужа. Он сидел не шелохнувшись, чувствуя нежную прохладу ее руки. Ему было так хорошо, что он не хотел задавать никаких вопросов. Вейкко был готов простить своей Ирине все на свете.

Она стала тихо напевать:

Ой ты, сердце! Сердце девичье!
Не видать мне с тобой покоя.
Пел недаром за рекою,
За рекою соловей…

— Ты что, любишь эту песню? — усмехнулся Вейкко.

Ирина долго молчала, уставившись взглядом куда-то через стол, потом ответила:

— Я и сама не знаю. Дело не в песне.

И она запела финскую песню «Когда падают листья», дважды повторяя последний куплет:

Сквозь слезы смотря на звезду вечерами,
Я знаю: ты тоже за ней наблюдаешь.
И пусть я одни в зимний путь отправляюсь,
Твой голос мне сердце в пути согревает.

Ирина вдруг прижалась головой к плечу мужа. Он обнял ее и почувствовал, как она вздрагивает. Испугавшись, Вейкко повернул к себе ее лицо и увидел на глазах крупные слезы.

— Ирина, что с тобой?

— Ничего, Вейкко. — Она быстрым движением руки смахнула слезы и встала с дивана. — Чуть не забыла: мне ведь нужно переписать протокол сегодняшнего совещания.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Стройуправление размещалось в маленьком домике во дворе строящегося каменного здания. В контору можно было пройти лишь через парадный подъезд, нагибаясь, чтобы не стукнуться о леса. Лестничная площадка была сплошь усыпана сухой глиной, повсюду валялись куски битого кирпича. Вместо лестницы наверх были временно проложены дощатые мостки. В пустые окна и двери врывался свежий ветер. В сыром здании он казался еще холодней, чем на улице. Наверху слышались чьи-то одинокие шаги, и время от времени оттуда доносился мерный стук.

Узкая дверь вела с лестничной площадки во двор, где лежали кирпичи, кучи песка и глины, доски, железные брусья и бетонные плиты. И надо всем этим возвышался башенный кран, вытянув длинную, тонкую шею. Глядя на него, Ларинен с горечью подумал: «Хорош, да мало от него сейчас толку». Дом уже был подведен под крышу, и пользоваться краном почти не приходилось.

Маленькая тропка, извиваясь между грудами строительных материалов, сворачивала к низкому, обшитому досками домику. Ларинен взглянул на часы — было без пяти минут девять. У него вошло в привычку смотреть каждое утро на часы именно здесь, у самого входа в стройуправление, и часы показывали всегда одно и то же время, словно стрелки стояли на месте.

В управлении еще никого не было, кроме машинистки — высокой худой женщины. Она выглядела довольно молодо, но глубокие складки у рта и густая сеть мелких морщинок вокруг глаз, которые она старалась скрыть под пудрой, выдавали возраст. Ее губы, накрашенные яркой помадой, всегда вызывали у Вейкко чувство брезгливости.

С приходом Ларинена она быстро вытащила из машинки бумагу и спрятала ее в папку, которую поспешно засунула в ящик стола. Ларинену стало не по себе. Все хорошо знали, что Нина Степановна, так звали машинистку, приходила на работу часом-двумя раньше и печатала посторонние заказы. Никто не видел в этом ничего плохого, но сама она словно стыдилась этого.

— Доброе утро, Нина Степановна, — сказал Ларинен, как обычно.

— Здравствуйте, Вейкко Яковлевич. Как отдыхалось?

Это повторялось каждое утро, и Ларинен далеко не всегда отвечал на ее вопрос. Нина, Вейкко и Ирина родом из одной деревни, бывшие друзья детства, но так уж повелось, что Нина называла всех по имени и отчеству, а поэтому и ее приходилось звать Ниной Степановной.

— Ирина Матвеевна пела вчера замечательно, не правда ли? — улыбаясь, произнесла Нина Степановна.

В словах машинистки он уловил скрытую насмешку. Густо покраснев, Ларинен отвернулся к вешалке и снял пальто.

— Я не был на концерте, — холодно ответил Вейкко и, как бы оправдываясь, добавил: — Опять возился на огороде. А вы будете нынче сажать?

— Даже не знаю, — Нина Степановна снова улыбнулась. — Об этом у нас мама заботится.

Ларинен достал бумаги, уселся за стол и принялся за работу. Вскоре один за другим стали подходить остальные работники управления. Поздоровавшись, каждый брался за свои дела. Начинался обычный трудовой день.

Ларинена вызвали к начальнику. Там сидела незнакомая девушка в темно-синем платье. Ее густые черные волосы были гладко причесаны и заплетены в две толстые косы, кончики которых она машинально перебирала пальцами. Маленький рот и розовые щеки придавали ее лицу детское выражение. Девушка, словно боясь каких-либо неожиданностей, вопросительно смотрела прямо в глаза Ларинену.

Начальник стройуправления Няттинен, коренастый мужчина лет сорока пяти, с короткими черными жесткими волосами, повернув к Ларинену скуластое, почти прямоугольное лицо, испытующе смотрел на Вейкко, ожидая, какое впечатление на него произведет гостья.